Наталья Сафронова - Испанский вояж

— Сеньор, вы толкнули меня и не извинились.

— Кто вы такой, чтобы я, Мигель д’Инестроза, извинялся перед вами? — надменно ответил юноша.

— Вы толкнули меня, извинитесь, — голос прохожего звучал твердо, а рука, лежащая на плече юноши, была еще тверже.

Немного убавив спеси, Мигель, не готовый отступать, проговорил:

— Для того чтобы извиниться, я должен знать, перед кем. Назовите ваше имя, сеньор.

— Ах, и тебе нужно мое имя? — взревел незнакомец. — Так вот оно! — Он выхватил шпагу. — Я отучу тебя интересоваться моим именем!

— Почему вы мне тыкаете, я не мальчишка! — Мигель выхватил свою шпагу и бросился на незнакомца.

Завязался бой, оба бились с яростью, не соответствующей пустяковому поводу. Звон клинков и ругательства огласили узкую улицу. Через некоторое время сверху открылось окно, и недовольный голос прокричал:

— Сеньор Хуан, уходите, хозяйка спит.

Юный Инестроза на секунду поднял глаза на звук голоса, и этого хватило его противнику, чтобы вонзить шпагу ему в грудь. Юноша замер, качнулся и упал. Его противник отдышался, спрятал шпагу в ножны и склонился над телом. В этот момент дверь сзади него открылась и показались сначала светильник, потом рука, его держащая, а потом и тучное тело Пепелины. Прохожий выхватил у нее светильник и осветил лежащее в луже тело. Глаза юноши были открыты, он был мертв. Пепелина взвизгнула. Прохожий резко обернулся со светильником в руке. Пепелина глянула в освещенное лицо и обмерла.

— Король! — вздохнула она.

Король далеко отшвырнул от себя светильник и шагнул во вновь сомкнувшуюся на улочке тьму.

Рыхлый кожаный диван светло-зеленого цвета совершенно меня усыпил. Вернувшись в холл, я решила подождать Рамзию еще минут пятнадцать, учитывая пробки, которые начинаются на узких, курортных улочках после полуночи из-за массовых перемещений праздных отдыхающих. Другого гида я не стала бы ждать, но к этой немногословной приветливой женщине прониклась глубокой симпатией после первой же беседы. И сейчас мне не столько были нужны путевки, которые можно было оставить у портье, сколько хотелось поболтать с приятным человеком. Тема бесед у нас была волнующая для обеих — Тбилиси.

Как Рамзия успела нам рассказать, ее родители были из Тбилиси, куда они попали в тридцать седьмом году. Их детьми вывезли из пекла гражданской войны. Они были те самые «испанские дети» повстанцев, которых увозили целыми пароходами в Советский Союз. Был ли это акт гуманизма нашего, не склонного к сентиментальности вождя или за этим стоял какой-то дальновидный политический смысл, не знаю. Но эти за редким исключением дети больше никогда не видели своих родителей. Отец и мать Рамзии попали в детский дом в Тбилиси. Вместе росли, в сорок пятом году расстались, потом долго искали друг друга, но отцу удалось разыскать свою бывшую одноклассницу где-то в начале 50-х, они поженились и произвели на свет в Грузии чистокровную испанку знатного рода. Многих испанских детей усыновили, дали им другие имена и отчества, а детдомовские остались со своими именами и где-то в середине 70-х годов, после Хельсинкского договора, получили возможность разыскать своих родственников на родине. Чем там дело кончилось, я не успела узнать, но меня интересовала не испанская, а тбилисская эпоха жизни Рамзии. Дело в том, что мне, тоже волею исторических и политических обстоятельств, давно разлученной с любезной моему сердцу Грузией и дорогими тбилисскими друзьями, хотелось найти собеседника, неравнодушного к этой теме.

— Извините за опоздание, не могла найти место для парковки, — сказала Рамзия, входя в холл и прогоняя совершенно овладевшую мной дремоту. Чтобы окончательно проснуться, я встала и предложила:

— Пойдемте в бар, может быть, там найдется напиток, который вам захочется выпить в этот час, — моя учтивая речь явно была навеяна тбилисскими воспоминаниями.

— Вода — это тот напиток, который я хочу в любое время суток, — ответила Рамзия, и мы присели за столик бара, еще не пустого, несмотря на поздний час.

Глянув на часы, я спросила:

— Вы должны еще за кем-то заехать или на сегодня дела окончены?

— Увы, моя любимая пигалица уговорила меня оставить ее поплясать еще часочек, так что время у меня есть, и я расскажу вам подробно, когда и откуда вы уезжаете на экскурсии, — ответила наш добросовестный гид.

— Ну, у меня и кроме этого еще много вопросов, но я их задам, только если вы разрешите кроме воды заказать вам что-нибудь для поддержания сил: коньяк, виски или сейчас хорошо пойдет «Бейлис» со льдом. Уговорила? — спросила я весьма энергично.

— Уговорили на ликер, — засмеялась она.

Я одобрила решение и пошла к стойке сделать заказ. С формальностями мы покончили быстро: на первую экскурсию мы уезжали от гостиницы «Тритон», а на вторую — от автовокзала, время написано на билетах. Глоток любимого ликера придал мне бодрости, Рамзия тоже была в форме, и скоро от разговоров о трудностях работы в туризме мы перешли к воспоминаниям о нашем славном советском прошлом. Как часто бывает в таких случаях, когда встречаются люди одного поколения и одного круга, начался поиск общих знакомых. Казалось бы, на побережье Средиземного моря, в Испании, в час ночи две дамы, встретившиеся третий в жизни раз, взялись найти людей, с которыми они были знакомы лет двадцать назад за тысячи километров оттого бара, где они сейчас потягивают ледяной «Бейлис». Чем может закончиться такая попытка? Конечно, успехом. И не потому, что мир тесен, а потому, что прослойка тонка.

Когда Рамзия сказала, что окончила филологический факультет тбилисского университета по специальности прикладной лингвистики, я поняла, что нам не придется долго искать тех, кого мы обе знали.

— Университетских я не знаю, но мои друзья работали в Институте кибернетики, — я решила сузить круг поиска.

— В отделе у Чикоидзе? — уточнила Рамзия.

— Нет, у Велиашвили, они не лингвисты, а математики, — пояснила я.

Рамзия задумалась, а потом, улыбнувшись, произнесла, словно пароль:

— Тамаз Катамадзе!

Я подпрыгнула на стуле, ответ сошелся, мы встретились в прошлом. Мне хотелось умножить число тех, кого мы, как две колдуньи, пытались позвать за наш стол силой воспоминаний.

— Мераб Абашидзе? — была моя очередь называть имена.

— Да, он ухаживал за сестрой моей одноклассницы, — подхватила Рамзия, — и, по-моему, не только за ней, красавчик и умница.

— Точно, — подтвердила я.

Потом Рамзия назвала еще несколько имен, но я проиграла.

— А вы никогда не ездили на школы-семинары «Интерактивные системы»? — спросила я.

Рамзия взволнованно откинулась на стул, провела рукой по лицу и задумчиво проговорила: