Эмили Гиффин - Детонепробиваемая

Но боязно озвучить что-либо из этого. Страшно себя сглазить. Вместо этого я произношу туманное и безразличное:

– Ну, Зои, на это желание я бы не стала задерживать дыхание.

Как всегда поняв меня буквально, Зои театрально набирает в легкие воздуха и не дышит. Щеки надуваются, а личико краснеет.

– Дыши! – смеясь, прошу я.

Она качает головой, и уголки ее плотно сжатых губ приподнимаются в улыбке.

– Зои! Дыши! – повторяю я и щекочу ее, пока девочка, хихикая, не выпускает воздух изо рта.

Когда она наконец успокаивается, то говорит:

– Тетя Клаудия?

– Да, Зои?

– Если вы с дядей Беном снова поженитесь, пусть это будет поскорее. Знаешь, почему?

Я с тревогой смотрю на нее и сосредоточиваюсь на зуде в пояснице. Конечно, малышка и не подозревает о стареющих яйцеклетках. Конечно, она не в курсе, что я собираюсь предложить Бену ребенка в обмен на шанс получить мужа обратно. Наконец я говорю:

– Почему же?

– Потому что если вы будете тянуть, я слишком вырасту и не смогу держать для тебя букет.

Я с облегчением улыбаюсь.

– Хмм, резонно, Зои. Но тебе еще расти и расти.

– Но все равно, не тяните, – не уступает она. – И на этот раз не избегайте друг от друга.

– Сбегайте, – поправляю я.

– Сбегайте, – повторяет за мной племянница.

– М-м-м, ладно. Хорошо. Посмотрим, – бормочу я, задумываюсь, как долго Зои может бомбардировать нас вопросами. Если я перестану осторожничать, не исключено, что она сумеет навести меня на разговор о переписке с Беном, о нашем предстоящем свидании за обедом и о моей отчаянной надежде на то, что бывший муж не влюбился до одури в девушку по имени Такер.

Мысленно готовлюсь к новому вопросу, который оказывается блаженно безобидным:

– А сейчас уже можно попримерять туфли?

– Конечно, – говорю я, испытывая облегчение. Ура, мне не придется рассказывать племяннице о Такер – легконогой, густоволосой и готовой родить докторше, которая совершенно точно не способна любить Бена так сильно, как люблю его я.

На следующее утро я просыпаюсь и вижу, как Зои в лавандовой ночной рубашке в горошек стоит на цыпочках у окна моей спальни, прижимаясь к стеклу носом и ладошками. Изучаю ее серьезный профиль и встопорщенные от статического электричества волосики и наконец прерываю сосредоточенность малышки вопросом:

– Что там такого интересного, Зои?

Она поворачивается и бежит к моей кровати с криком:

– Снег, снег идет, тетя Клаудия!

– Правда?

– Да! Сама посмотри!

Я следую за ней к окну, вспоминая, какой восторг вызывал снег в детстве. Теперь же он просто создает неудобства, особенно в городе, мигом покрывая улицы грязным слякотным месивом. Но я забываю о житейском дискомфорте, выглядывая из окна вместе с племянницей. И даже чувствую некоторое разочарование, когда вижу лишь несколько разрозненных снежинок, не собирающихся на земле в сугробы.

– Непохоже, что снег уляжется, – говорю я. – Обычная ноябрьская дразнилка.

Зои выглядит удрученной, а в моей памяти всплывает, как мы с сестрами, бывало, воспаряли духом в снежное утро, но затем надежды пропустить занятия безжалостно разрушал диктор по радио, который весьма жизнерадостно объявлял, что все школы открыты. Или, что еще хуже, перечислял школы, которые не будут работать, а потом уточнял, что наша явилась исключением и уроки начнутся вовремя, не дав нам ни часика в утешение. Одним из самых счастливых дней моего детства стал тот, когда мама воскликнула, что не поддержит такое дурацкое решение: «Я не стану рисковать, отправляя вас в школу на автобусе! Объявляю День Снега!» Да, в том, что наша мамочка не следовала общим правилам, имелись некие второстепенные плюсы.

– Если снег ляжет, пойдем кататься на санках в парк? – спрашивает Зои.

– Конечно, – киваю я, думая, насколько же ярче эмоции, когда ты еще ребенок. Радость необъятнее, разочарование болезненнее, надежда осязаемее. – Хочешь станцевать снежный танец, чтобы помочь снежинкам?

Зои снова расцветает и уточняет:

– Что такое снежный танец?

Я подскакиваю на матрасе и изображаю карикатурный ритуальный танец, которому малышка пытается подражать. Мы взмахиваем руками и ногами, пока не выбиваемся из сил. Потом я говорю:

– Ладно, пора выдвигаться! У нас впереди насыщенный день!

– А куда пойдем, тетя Клаудия?

Я обрисовываю план: дневной спектакль, поход в старейший магазин игрушек «ФАО Шварц» и катание в запряженной лошадьми карете по Центральному парку.

Зои выглядит радостной.

– Что ж, тогда переоденусь в платье.

– Да, давай, – поддерживаю я. – И думаю, сегодня не помешает накраситься, согласна?

Зои еще больше расплывается в улыбке. Она настоящая девочка, и постоянно требует то проколоть ей уши, то побрить ноги, то нанести макияж. Маура меня убьет, если я проколю малышке уши или дам ей бритву, но немного румян и блеска для губ – совсем другое дело. Зои чинно шагает в ванную и более взрослым голосом, чем ей пристало по возрасту, говорит:

– Почему нет, тетя Клаудия? Отличная идея.

* * * * *

Несколько часов спустя, после интересной постановки «Короля Льва», мы с Зои выходим из театра «Новый Амстердам» [12] Театр «Новый Амстердам» (New Amsterdam Theatre) - старейший театр на Бродвее. Был построен еще в 1903 году. Сегодня входит в Национальный реестр исторических мест США. В конце XX века театр New Amsterdam был флагманской площадкой Корпорации Уолта Диснея для демонстрации всех премьер диснеевских фильмов. Сегодня это ведущий бродвейский театр. на Сорок второй улице. Солнце ярко светит, и от снега не осталось и следа, но день все равно кажется зимним и праздничным. Город уже украшен лампочками и гирляндами, а по улицам ходят толпы понаехавших к Рождеству туристов. Зои надевает пушистый розовый берет и того же цвета перчатки, а я быстро ловлю такси и прошу водителя отвезти нас к гостинице «Плаза», поскольку «ФАО Шварц» находится через дорогу от нее. По дороге в центр мы распеваем «Акуна матата» – очень прилипчивая мелодия. Пока мы веселимся, я почти забываю о настоящей причине того, что Зои на выходные осталась у меня. Узнает ли она когда-нибудь правду о нашем совместном уик-энде? Не будут ли ее воспоминания скорее грустными, чем веселыми?

Мы выходим из машины на подъездной дорожке к гостинице. Отдаю водителю деньги и придерживаю дверь, выпуская Зои. Она выскакивает из такси, начисто забыв, что в джемпере в рубчик и в модном пальтишке должна вести себя как леди. Затем указывает на синелицего мима, который застыл в странной позе рядом с фонтаном перед отелем.

– Можно пойти на него посмотреть? – спрашивает Зои.

– Конечно, – разрешаю я, а сама вспоминаю, как Бен постоянно негодовал: «Почему это считается талантом? Кому вообще интересно учиться такой фигне?» Очевидно, многие не разделяют его мнения, потому что вокруг мима собралась внушительная толпа зевак, снимающих зрелище на видео.