Памела Джонсон - Решающее лето

— Конечно, здорова, и ее роды меня ничуть не пугают. Я совсем о другом.

Лицо миссис Шолто изобразило удивление.

— Разумеется, вы догадываетесь, миссис Шолто, о чем я хочу поговорить с вами? Речь пойдет об Эване, вернее, о его отношении к Чармиан. Он всегда вел себя возмутительнейшим образом, но сейчас просто нельзя допускать, чтобы он оставлял ее каждый вечер одну, заставлял страдать от того, что…

— Неужели все так ужасно? — тихо произнесла миссис Шолто, и в ее голосе послышались едва уловимые нотки иронии, а уголки прищуренных глаз совсем по-кошачьи опустились книзу.

— Вы обязаны поговорить с ним.

— О чем же?

Я не выдержал и вмешался, прежде чем Хелена снова успела раскрыть рот.

— О его шашнях, миссис Шолто, вот о чем. Простите, но вы не можете об этом не знать.

— Шашнях? — Изящная головка миссис Шолто склонилась набок. — Вы в этом уверены, Клод? Разумеется, Эвану постоянно приходится бывать в обществе, завязывать, новые знакомства, но я не думала, что Чармиан настолько глупа, что вообразит, будто… О, вы так огорчили меня! Мысль о том, что Чармиан мучает себя из-за таких пустяков, просто невыносима…

— Послушай, Хелена, — не выдержал я, — нам нечего здесь делать. Все эти разговоры ни к чему не приведут, поверь мне.

— Ну конечно же! — так звонко и весело воскликнула миссис Шолто, словно тряхнула связкой бубенчиков. — Пожалуйста, скажите Чармиан, что все это пустяки. Я бы сама ей это сказала, но мне, право, неудобно заводить с ней разговор об этом…

Кровь отхлынула от лица Хелены. Я видел, как краски уходят с него, словно вода в песок. Ее буквально била дрожь. Я понял, что гнев, который она так долго сдерживала, прорвался наружу и она закусила удила. Миссис Шолто тоже поняла это.

— Леди Арчер… — растерянно пролепетала она, но тут же умолкла и испуганно посмотрела на меня.

Но для Хелены ничего уже не существовало — ни титула «леди Арчер», ни долгих лет респектабельной жизни с сэром Даниэлем. Миссис Шолто еще никогда не доводилось видеть ту настоящую Хелену, которую я знал. Она лишь догадывалась, что сэр Даниэль женился на женщине не своего круга, простолюдинке, но она не представляла, какой неукротимой силы характер таился в этой представительнице низших классов.

Хелена и миссис Шолто поднялись со своих кресел почти одновременно. Это уже были не две почтенные леди. Это были просто две немолодые женщины, откровенно разгневанные и напуганные этим.

— Мне хорошо известно поведение вашего сыночка-шалопая! — воскликнула Хелена. — У вас на глазах он издевается над Чармиан, а вам плевать на это! Он, видите ли, ищет работу, завязывает знакомства!.. Да как у вас язык поворачивается говорить такой немыслимый вздор? Вы все прекрасно знаете и все видите, но вы ждете, что будет дальше. Чармиан сама почти ребенок, скоро будет матерью, а он уже довел ее почти до безумия, слышите вы, до безумия!.. О, конечно, вас это нисколько не трогает! Вы всегда ненавидели Чармиан, вы считаете, что она недостаточно хороша для этого блудливого кота… Даже сама королева Виктория, по-вашему, не заслужила бы чести быть его женой!..

Хелена и сама теперь уже не понимала, что говорит, и именно это позволило миссис Шолто быстро оправиться от первоначального испуга, и теперь она почти владела собой. Она даже позволяла себе иронически кривить губы, когда, не помня себя, Хелена прибегала к гиперболическим сравнениям. Что касается меня, то я чувствовал себя волшебником, очутившимся вне очерченного им магического круга и поэтому потерявшим всякую власть над силами, которые он сам же вызвал к жизни. Мне оставалось лишь с любопытством и страхом наблюдать со стороны. Единственное, что меня беспокоило, — это неизбежность поражения Хелены, ибо в этом я уже не сомневался.

Я представил себе, как горничная подслушивает под дверью, жадно знакомясь с этой неожиданно приоткрывшейся ей стороной жизни ее чопорной и манерной хозяйки, и, должно быть, гадает, не следует ли ей прийти на помощь миссис Шолто.

— Как можете вы мириться с этим? — наконец, обессилев, в отчаянии выкрикнула Хелена.

— Если сама Чармиан так долго мирилась, — миролюбиво и почти снисходительно заметила миссис Шолто, — то, право же я не понимаю, на что она теперь жалуется. Ведь все, в конце концов, зависело от нее.

Хелена не сразу поняла всю жестокость этих слов. Когда же смысл их наконец дошел до нее, она, задохнувшись от негодования, только и смогла произнести:

— Так вот вы какая?.. Так вот вы, оказывается, какая?..

Как бывает в таких случаях, буря утихла столь же внезапно, как и началась. Я и сам не знаю, как это произошло. Очевидно, были произнесены какие-то более или менее вежливые слова, позволившие перейти к неловкому и поспешному прощанию, и вот мы с Хеленой снова на заснеженном тротуаре. Мы безуспешно пытались найти такси, борясь со свирепыми порывами ветра. Как всегда, когда не везет, автобус промчался мимо, ибо мы не успели вовремя поднять руку, и пришлось минут десять ждать следующего. От остановки автобуса до нашего дома было совсем недалеко, но этот обычно короткий путь занял у нас без малого полчаса. На скользком, обледенелом тротуаре каждый шаг давался с трудом. Хелена то и дело оступалась и, боясь потерять равновесие, тяжело повисала на моей руке. Значительную часть пути пришлось проделать в опасной темноте. Под редкими фонарями я видел клубы белого пара от нашего дыхания, быстро уносимые ветром, безжалостно хлеставшим поземкой по ногам. Вначале Хелена ворчала, охала и громко возмущалась, потом внезапно умолкла и почти до самого дома не проронила ни слова. Один раз она все же поскользнулась и упала на колени. Когда я поднимал ее, она громко охнула от боли. Верхняя пола ее шубы была в снегу, на правой руке в дырке лопнувшей перчатки кровоточила большая ссадина. Я подвел ее к ограде и дал немного отдышаться. Она попросила сигарету, но ее бил такой озноб, что сигарета выпала из онемевших от холода губ и, зашипев, погасла в снегу.

Наконец мы добрались до дому. Я ввел Хелену в гостиную. Тяжело упав на стул, она расплакалась как ребенок от невыносимой боли в окоченевших руках и ногах. Я нашел немного виски и заставил Хелену выпить. Сняв с нее ботинки, я принялся растирать ступни.

— Теперь тебе лучше?

— Так мне и надо, — наконец промолвила она, вздрагивая от озноба, — так и надо, черт меня дернул связываться с ней. Ничего, холод отрезвил меня. О, как больно! Какая ужасная боль! Да перестань же, болван, я не в силах вынести эту адскую боль! — Она сунула руки под мышки и спрятала ноги под стул.

Наконец она смогла встать и ушла в ванную. Открыв кран с холодной водой, Хелена подставила руки под сильную струю. Когда она вернулась в гостиную, она была почти спокойна, не стонала больше и не жаловалась. На лбу у нее горела багровая полоса.