Николай Семченко - Яблоко по имени Марина

— Замечательно, — ответил я. — Никогда не думал: то, что считал баловством и никчемным занятием, станет меня кормить.

— Но ведь именно ты их делаешь лучше всех, — Отар налил кофе мне и себе. — О! Какой аромат! Настоящий мокко.

В Тбилиси я приехал вообще-то не в гости к Отару. Фирма, в которую я перешел из института, занималась производством керамических сувениров — фигурок-оберегов, стилизованных шаманских сэвенов, масок и, главное, небольших статуэток, в шаржированной форме изображающих известных людей. Их выдумывал я. И, надо сказать, спрос на мои поделки оказался устойчивым. Особенно покупателям нравилась серия с президентом и его командой. Она шла на «ура».

А все началось с того, что однажды, когда мы всей нашей «камерой» сидели за очередным горящим проектом, я, чтобы расслабиться, взял со стола кусок пластилина и непроизвольно, даже не задумываясь, принялся лепить фигурку Игоря Петровича. Директор вошел в тот самый момент, когда я пытался придать его изображению величественный вид: устремленный вперед, директор вытягивал руку вперед — типа «Верной дорогой идете, товарищи!», — как незабвенный Владимир Ильич Ленин в ортодоксальных творениях скульпторов советской эпохи.

— Павел, да у вас талант пропадает! — неожиданно восхитился Игорь Петрович. — А нашего губернатора сможете изобразить? У него юбилей через месяц, из администрации уже звонили: надо, мол, что-то дарить, желательно — нечто творческое, эксклюзивное. С юмором у губернатора все в порядке. Может, изобразите его в виде охотника? С любимой собакой. У него — фокстерьер…

Поотнекиваясь несколько дней, я все же слепил из глины карикатурную фигурку нашего грозного губернатора. Он получился у меня эдаким добродушным и веселым охотником, у ног которого сидела любимая собака.

Фигурку обожгли в специальной печи, раскрасили и подарили губернатору на день рождения. Самое интересное, что она понравилась ему, и он выставил скульптуру в своем кабинете. Льстецы и подхалимы, как водится, восхищались: «Ах-ах, какая чудная работа! Тонкий юмор, соблюдено чувство меры, великолепный стиль. Кто же автор?». Вельможа самодовольно расправлял плечи: «Есть и в нашей губернии таланты. Поддерживать их надо!». Моей фамилии он, естественно, даже и не знал, но разведка местного «Белого дома» быстренько все выяснила. Вскоре то один чиновник, то другой стали заказывать мне собственные фигурки — так на них возникла мода. А потом обо мне узнали в той самой сувенирной фирме, которая как раз ломала голову, что бы такое выдумать новенькое и необычное.

И не думал я и не гадал, что мое детское увлечение вдруг обернется серьезным делом, да к тому же приносящим не только доход, но и удовольствие: приятно заниматься тем, что нравится. Правда, мне пришлось изучить технологию производства глиняных игрушек, которая оказалась не так проста, как считают дилетанты.

Время от времени наша фирма участвовала во всяких выставках, промо-акциях, ярмарках. Когда пришло приглашение из Тбилиси, я сразу подумал об Отаре и, поскольку была не моя очередь представлять фирму, выпросил командировку в Грузию. К тому времени я уже знал, что Дартишвили уехал из Петербурга, не добившись от Лены взаимности, — расстроенный, одинокий и несчастный, он откликнулся на предложение дяди заняться выгодной работой в Тбилиси. Тут его быстро женили, жену звали Эмма — дочь какого-то важного чиновника. Через год у них родилась дочка Катя, еще через год — сын Шота. Мой друг писал, что все у него хорошо, а о проказах молодости он теперь вспоминает как о наваждении. Наваждении, которое, слава Богу, кончается.

— Что ты там такое читал? — Отар кивнул на книжку. — У тебя был такой вид, будто ты с кем-то спорил…

— Да вот, человек утверждает: любовь — химия тела, — я пересказал содержание брошюрки. — Романтикам книжку читать противопоказано. Они ведь считают, что браки заключаются на небесах…

— Есть такой афоризм: брак — это цена, которую мужчины платят за секс; секс — цена, которую женщины платят за брак, — напомнил Отар. — Всем движет основной инстинкт. Это факт. Но человеку нравится прикрываться фиговыми листьями. Потому он выдумывает идеал любви — своего рода фиговый листок, закрывающий элементарное стремление к размножению.

— Отар, ты изменился, — заметил я. — Во-первых, не кричишь после каждого слова свое «да!», как прежде. Во-вторых, ты стал жестче и…

— Циничнее? — Отар обаятельно улыбнулся. — Не стесняйся, говори как есть! А то, что я теперь не «дакаю», так это вполне объяснимо. Знаешь, когда я был в чем-то не уверен, но мне хотелось, чтобы это было правдой, я кричал «да!». Самому себе прежде всего, — он иронично покачал головой. — Я тоже много чего выдумывал, Паша. Сочинял любовь!

— Никогда бы не подумал, — изумился я. — Ты мне казался эдаким гигантом большого секса, далеким от всяких сантиментов.

— Ну, нет! — Отар опустил глаза. — Мне просто хотелось выглядеть крутым мужиком. Но чем больше я узнавал женщин, тем сильнее понимал: почти все они не терпят пустоты, им непременно нужно заполнить ее чувствами, эмоциями, отношениями. Они создают нечто там, где ничего нет. Может, созидательная функция у них в крови? Предназначение женщины — давать новую жизнь. И ее качество творца распространяется на все — на мужчину, которого она стремится сделать своим любимым, на интимные отношения, пустые полки — их она тут же заставляет безделушками, книгами, картинками, на разговоры, в которые она вносит тайный смысл, и даже обстановку в квартире ей непременно нужно время от времени поменять местами. Она не терпит пустоты — вот истина! И я старался выдумывать любовь.

— Не пойму, как можно выдумать ее, — сознался я. — Реальный мужчина, реальная женщина — значит, нужны реальные отношения.

— Паша, ты, наверное, не хочешь меня понять. — Отар задумчиво посмотрел на меня. — Женщина не живет без любви. Не может она без нее жить. Знаешь, даже самые умные, самостоятельные и энергичные женщины готовы на все, что угодно, лишь бы их любили. А я, Паша, был чудовищем, впрочем, — он усмехнулся, — наверное, достаточно милым и привлекательным чудовищем: мне просто требовалась нежная, податливая женская плоть, — и потому я выдумывал любовь. А они верили мне. Но однажды любовь выдумали и для меня, Паша. Ты знаешь, кто именно, — Лена. И я пропал! Я потерял голову, сошел с ума, бросил все…

Отар замолчал и, отвернувшись, долго смотрел вниз, туда, где росли пыльные деревца алычи и грецкого ореха. Я не мешал ему, понимая, что он вспоминает то, о чем, быть может, не хочется говорить даже другу.

— Знаешь, Паша, я понял одну важную вещь, — продолжал Отар. — Любовь — это когда другой человек нужен тебе ради него самого, а не для удовлетворения твоих потребностей. Когда жизнь другого человека становится и твоей жизнью.