Джоанна Троллоп - Чужие дети

— Надин постоянно звонит, — сказал Дерек. — Она звонит все время.

— Из автофургона?

— У нее есть мобильный телефон.

И Карен подумала, что, без сомнения, Надин всегда будет звонить. Просто нельзя полагаться полностью на коммуну, что она займет ее на более долгий срок. Нельзя поверить и в то, что Надин действительно когда-нибудь изменится, по-настоящему разовьет способность любить то место, где она находится, что ей понравится, делать что-то самой.

Джози сказала, что никогда не упоминает имени Надин с детьми, пока они сами первыми не заговорят о матери. Но ей нетрудно заметить, что когда она теперь звонит, у них часто возникает осязаемое нежелание идти разговаривать с Надин.

— Я просто говорю, — сказала Джози, — что они должны это делать. Она — их мать.

Карен помахала ей рукой.

— Разве мы не ведем себя хорошо…

— Это нетрудно, — ответила Джози, — если вы не будете слишком стараться.

— Нет, трудно.

— Нет, — ответила Джози. — Не трудно. Не невыполнимо, да и нетрудно.

Карен поставила на землю пакеты с вещами из химчистки, перекладывая их в свободную руку и освобождая другую. Иногда она удивлялась тому, что во всем чувствовалось присутствие Мэтью. Он много сделал, чтобы поддержать Джози и своих детей. Как трудно должно быть полностью бросить старую привычку молчаливого согласия по отношению к Надин ради непродолжительного спокойствия. Джози не разговаривала с Карен об этом. Она была очень откровенна во многих вопросах, говоря о себе, о Руфусе, о детях Мэтью, о своем первом браке, о глобальных угрызениях совести по поводу того, что она ничего не сделала, чтобы помочь той женщине, которая почти что стала мачехой Руфуса…

— Но что ты должна была сделать?

— Ничего, вероятно. Но мне бы хотелось, чтобы она знала — это не ее вина, а Руфус действительно любит ее.

…Но она никогда не говорила о своих отношениях с Мэтью. Карен могла понять это. Она бы получила огромное удовольствие от откровенной беседы о своем брате, но отлично видела эту тонкую грань стремления, когда собираешься построить добрые отношения в маленьком доме, сохраняя в основном принципы чести мундира: избегать бестактных вопросов насколько возможно ради любой надежды на успех. Наблюдая за семьей Мэтью, Карен подумала, что они не поступали плохо. Безусловно, Мэт и Джози смотрели в одном направлении, и даже если удача пока не улыбнулась им, можно понять: они будут вместе до конца, потому что хотят этого, намерены быть вместе.

И среди этих мыслей, которые занимали Карен даже немного назойливо, стала появляться еще одна идея, которой Карен меньше года назад и допустить не могла. Иногда, когда она шла на Баррат-роуд, ей казалось, что у нее появлялось предчувствие. Это была всего лишь мимолетная мысль, не более чем интуиция. Но предчувствие становилось настойчивым, хотя и неоформленным. Четкая идея появилась, когда она зашла в дом обычным днем и обнаружила беспорядок на кухне, выстиранное белье на веревке, включенный громко телевизор без зрителей — и Джози посреди всего этого. Жена брата выглядела менее чужой, чем обычно, более знакомой и родной. Она стала, подумала про себя Карен, выглядеть так, будто всегда была частью этого дома, как если бы у нее появилось ощущение принадлежности ко всему, словно видимость медленно становилась сутью.

И Карен осознала, глядя на нее, что пройдут часы, дни и годы, и у детей появится ощущение, что Джози стала их родным человеком.

Карен последний раз переложила из руки в руку пакеты с вещами из химчистки и поднялась по ступеням, на которых лежала перевернутая роликовая доска, подобно жуку, перекатившемуся на спину. Она окинула взглядом дом. Большинство окон были открыты. «Однажды, — сказала она себе, — однажды…»