Александра Йорк - На перепутье

Вэн устало достал из кармана блокнот и ручку. Шоу вот-вот начнется. Леон и металлурги разработали детали и просветили его. Поскольку Леон использовал для скульптуры марганцовистую бронзу, они увеличили пропорцию кислоты в воде до семидесяти процентов, уверенные, что такой концентрированный раствор с задачей справится. Как только кислота коснется бронзы, начнется химическая реакция и получится… как это? Окись азота? Нет. Он сверился с записями. Триокись. Ну, как бы оно ни называлось, этот токсин будет немедленно втянут в систему, защищающую музей от загрязнения. Но тем не менее это придает всей затее некоторый элемент риска и, соответственно, драмы: ведь система вполне может не сработать. Вэн бессознательно подвинулся поближе к дверям.

Блэр блестящими глазами следила за гостями. Как раз подходящее событие, чтобы дать пинка старому году.

— Вначале мы мало что увидим. — Ее голос был ясным и звонким. — Но команда операторов останется здесь на ночь вместе с ребятами, которые будут доливать кислоту. Кронан, ты останешься и за всем присмотришь.

Блэр с удовольствием увидела, как он удивленно поднял голову.

Парализованный неожиданным приказом Блэр, Кронан тупо смотрел на нее. На ней было ярко-красное бархатное платье с длинными рукавами в готическом стиле и капюшоном, закрепленном на светлых волосах бриллиантовой заколкой в форме полумесяца. Красивый средневековый алхимик, сидящий над кипящим котлом и составляющий свои магические снадобья. «Лягушиное бедро и совиное перо, ящериц помет и слизь, в колдовской котел вались!» «Кто она, Блэр — одна из колдуний или сама леди Макбет? А впрочем, — решил Кронан, — какое это имеет значение!»

Снедаемый стыдом и позором, он снова опустил голову, похоже, эта трагикомедия, в которой он вынужден принимать участие, никогда не кончится. Он ведь думал, что, продавая все, что можно, из омерзительных шуток Скиллмена, он ускоряет конец этой театральной игры, но Блэр впала в раж. Кронан не мог понять, в чем дело. Он ведь прекрасно знал, что ей абсолютно плевать на все, что для нее все было только игрой. «Господи, пожалуйста, — взмолился он, — скажи мне, что это Твоя воля». Как бы лично он ни относился к этому искусству, что-то в его сердце восстает против этой затеи. Зачем создавать, чтобы потом уничтожать? И разве эта комната для медитаций не предназначалась для духовного отдохновения? Как может он наблюдать за всем этим разрушением?

Инженер-химик подал сигнал Блэр.

— Готово.

— Леон? — повернулась к нему Блэр.

— Начинай, — сказал он.

Из шланга в ванну полилась прозрачная жидкость. Один из рабочих стал осторожно поливать сверху предмет, который казался ему какой-то строительной деталью. Когда жидкость начала скапливаться на дне, появились тысячи пузырьков и над контейнером образовался розоватый туман, спиралью поднимающийся вверх, к потолочным вентиляционным отверстиям, через которые он немедленно уходил из помещения.

Блэр наблюдала за красной спиралью, завороженная красотой этого танца смерти.

Эйдрия решительно подошла к Леону.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Я догадываюсь, что ты собираешься трансформировать один предмет искусства в другой. Умная мысль, Леон. Но ты уверен, что в результате получишь то, что хотел? Все выглядит дико.

В запавших глазах Леона появился странный свет.

— Да, Эйдрия, я уверен. Через час металл потемнеет и начнут появляться оспины. К полуночи «Вечность» превратится в гигантский кусок швейцарского сыра. — «А завтра, — подумал он, — скульптура разрушится под собственной тяжестью и останется только ванна, полная ржавчины».

Эйдрия неуверенно взглянула на булькающую ванну, но вопросы задавать перестала: Леон был профессионалом. Она задумалась: как будет выглядеть стекловолокно в какой-нибудь окантовке или без окантовки, но покрытое человеческими экскрементами и волосами — технологическая новинка из стекловолокна?

Фло перенесла свое внимание на контейнер. Этот проклятый маленький грек! Она могла бы неплохо заработать на его забавной мордашке и стекловолокне. Ладно, придется поискать другого мальчишку, чтобы смастерил модели. Производитель яхт и стекловолокно все еще могут быть использованы.

Какого… Вэн перестал делать заметки. Прилипнув к двери, он боролся с нежеланием серьезно писать об этой булькающей кислоте, разрушающей металлическую болванку. Что это — искусство; критика искусства, история искусства? Великолепный набросок головы Тары, выполненный Леоном, так врезался в память Вэна, что ему даже показалось, будто он на секунду возник на поверхности бурлящей кислоты и тут же исчез. «Потому что ваш мир искусства не уделяет равного времени нашему искусству». Он вспомнил не только слова Дорины, но и ее голос и уставился на Блэр. Она, видно, совсем рехнулась, что занимается всем этим! Только взгляните на нее! Улыбка такая же пластиковая, как и это волокно. И он рехнулся, раз приплелся сюда. Впрочем, ничего не выйдет! Он не сможет написать об этой «трансформации» даже иронически. Особенно после того, как он увидел набросок Леона.

Сияя во все стороны улыбками, Блэр аккуратно натянула на руки в бриллиантах красные бархатные перчатки и продела их в невидимые прорези на юбке, с помощью которых можно было поднять шлейф платья до плеч, превратив его в плащ, и жестом пригласила собравшихся следовать за ней.

— Пойдемте. Пора повеселиться.

Когда ее избранные гости вышли из комнаты, она повернулась к Кронану и рявкнула:

— Можешь вздремнуть на диване в своем офисе. Время от времени делай обход. — Затем взяла под руку Леона: — Доволен?

Леон взглянул на свою работу и шипящую жидкость, которая медленно уносила ее в… вечность. Он устало рассмеялся, подумав о Таре, которая в данный момент летела к другому мужчине. Это был его последний взнос в их отношения: к завтрашнему дню все его произведения, которые она так ненавидела, исчезнут.

— Да, Блэр, я доволен, — сказал он, и, наверное, это было правдой.

Вернувшись в офис, Кронан задумчиво прошел через фойе к новому крылу. Коврик Леона у дверей уже убрали, на его место положили гранитные плиты. По крайней мере он спас посетителей хоть от этого жуткого зрелища. Кронан напомнил себе: как-никак искусство здесь было все же лучше, чем в других музеях. Блэр не зашла так далеко, чтобы выставлять груды вешалок для одежды, или религиозные картины, измазанные экскрементами, или сосуды с коровьими языками и гениталиями, плавающими в крови и сперме, то есть те сенсационные вещи, которые были представлены даже в уважаемых галереях по всему миру, включая Нью-Йорк, а именно в Бруклинском музее, который однажды даже предупредил в прессе, что содержание выставки может вызвать шок, рвоту, смятение, панику, эйфорию и беспокойство. Он едва верил своим глазам, когда читал эти строки.