Татьяна Дубровина - Высший пилотаж

В общем, как ни смотри, а настал июнь. Травник… Ягодник… Солнце щедро согревало землю, и все живое, истосковавшись по теплу, тянулось к нему навстречу. Дурманящий аромат трав, цветов, листьев кружил голову и опьянял новых влюбленных.

И Лариса в белом платье и кокетливой белой шляпке тщательно принаряжала своего сынишку.

— Ну не вертись, Илюшка! Посмотри, просто франт! Ах ты мой женишок!

Важный Илья в черном костюмчике с галстуком-бабочкой действительно был похож на жениха. На Костю, который терпеливо потел в своей строгой тройке, ожидая, когда Лариса наконец будет готова.

И белый «линкольн» ждал у порога, украшенный традиционными разноцветными лентами. Лариса, поразмыслив, выбрала все-таки автомобиль, а не лошадей. И Дворец бракосочетания вместо маленького загса, и Елоховский собор вместо деревенского храма. Ну, это простительная слабость. Не каждый день замуж выходишь… За этими выборами и суматошной подготовкой она прозевала намеченный было апрель, в мае, говорят, нельзя свадьбы играть, а то маяться будешь… так что дотянули до июня. Ну ничего, лучше позже, зато с таким размахом, чтоб всю жизнь вспоминать! И Костя, вопреки прогнозам Сашеньки, не сбежал, «натешившись», а послушно исполнял каждый каприз своей взбалмошной невесты. Сашенька заранее потребовала, чтобы Лариса бросила букет именно ей, и теперь вся сияла в предвкушении чудесных перемен в своей жизни, которые последуют после этого… А что вы смеетесь? Примета проверенная. Вон Ларке ведь повезло!

Она явилась на свадьбу в привезенном Машей экзотическом наряде, вся пестрая, трепещущая «лепестками»-лоскутками, будто цветик-семицветик.

Ждали Машу с Ионой. Костя поглядывал на часы и нервничал. Ни пейджер, ни сотовый телефон у Ионы не отвечал.

— Вы опоздаете! — волновалась Ларисина мама, а они все тянули. Не может быть, чтобы друзья подвели, не пришли в такой день…

Но Маше не суждено было погулять на долгожданной Ларисиной свадьбе. Утром она уже стала одеваться, несмотря на жару, по полной программе: с бандажом, поддерживающим огромный, круглый живот, полукорсетиком, приподнимающим отяжелевшую грудь… Как вдруг резкая мучительная боль пронзила весь низ живота. Маша охнула и согнулась.

— Помоги завязать галстук, — повернулся к ней Иона… и увидел… и перепугался так, как никогда не трусил даже в самые критические минуты, даже перед лицом смерти…

Он бросился к жене, засуетился вокруг бестолково, бессвязно лепеча:

— Началось? Но ведь еще неделя осталась… Еще рано…

— Засеки время, — попросила Маша, когда боль наконец отпустила.

— Восемь пятнадцать, — сообщил Иона. — А зачем?

— Если схватки нерегулярные, то это предвестники. Они бывают недели за две до родов, — объяснила ему Маша, словно несмышленышу.

— А… — протянул Иона и тут же бросился звать на помощь свою палочку-выручалочку. — Валера!

Добрый Карлсон последний месяц жил у них в доме. «В состоянии полной боевой готовности». Он примчался на зов и тоже уселся у кровати с часами.

— Ну что? — то и дело спрашивали они Машу, переводя взгляды с циферблата на нее и опять на часы.

— Ничего.

— Ничего?

— Абсолютно. — Она улыбнулась. — Ложная тревога.

— Двадцать пять минут… — пожал плечами Карлсон. — Наверное, предвестники…

И тут Маша вновь задохнулась от новой волны боли. Карлсон быстро положил ей на живот свою пухлую ладошку и нахмурился.

— Матка в тонусе…

— По-русски говори! — свирепо рыкнул Иона.

— Ну… напряжена… Сокращается, значит…

— И что?!

Схватка закончилась, и Карлсон опять уставился на часы.

— Подождем.

Теперь он насчитал уже пятнадцать минут… И еще пятнадцать…

— Регулярные… — ворчливо сказал он. — Собирайся, голубушка, поедем.

— Может, еще подождем? — испуганно глянула на него Маша.

— Я не акушер, я врач широкого профиля… Ого! Уже двенадцать минут! Все быстрее и быстрее… Пошевеливайтесь, ребята, успеть бы доехать…

— Я читала, что первые роды длятся восемнадцать часов… — робко возразила Маша.

— А я читал, что земля круглая, а вижу, что плоская, — парировал Карлсон.

— А ты палату заказал? — вновь нервно накинулся на него Иона. — Мы же не ждали раньше!

— Уже неделя, как заказана, оплачена, ждет-дожидается, — гордо отозвался Карлсон. — Это тебе не самолет, чтоб по расписанию летать.

Отдельная палата в Институте акушерства и гинекологии ждала свою пациентку в небольшом платном отделении.

— Кто из вас муж? — строго спросил врач в голубом халате и шапочке.

— Я… — тихо пролепетал Иона.

— Посторонним придется подождать здесь. — Врач кивнул в сторону холла с глубокими креслами.

— Он наш личный доктор, — отчаянно взмолился Иона.

— Все равно.

Валерий вздохнул и без споров поплелся к креслу. Иона отчаянно проводил его взглядом. Маленький толстенький Карлсон одним присутствием вселял в него уверенность. А в одиночку Иона совершенно растерялся. Маша стонет от боли, крепко сжимая зубы… тонкие пальчики с незнакомой силой стискивают ему запястье… А он стоит, как дурак, и не знает, что делать…

— Иди… — тихо выдохнула Маша. — Ты бледный…

— Нет, — твердо ответил Иона. — Я здесь буду. С тобой. Очень больно?

Он ласково поцеловал ее в лоб и поправил спутавшиеся пряди.

— Сестра, наркоз! — велел врач.

Маша собралась с силами и решительно мотнула головой.

— Не надо! Это вредно…

— Вам будет легче… Это газовая смесь… она притупляет схватки…

— Все должно быть естественно, — упрямо возразила Маша.

Она дала себе слово не кричать и терпеть до конца. «Ничего страшного… все женщины через это проходят…» — внушала она себе. Но все, что с ней происходило, было таким незнакомым, непонятным… И пугала именно неизвестность того, что же будет дальше…

Схватки становились все чаще и все сильнее, пока не слились в сплошную невыносимую боль. И Маша словно со стороны услышала вырвавшийся из ее груди истошный, какой-то животный вопль…

Иона держал ее за руку, гладил дрожащими пальцами лицо…

— Я с тобой… маленькая моя… держись, девочка… — бормотал он.

А жуткое чувство вины просто съедало его изнутри. Это он, скотина, виноват, что она так мучается… Негодяй… подонок… последняя мразь…

У Маши в глазах такой нечеловеческий страх, губы прикушены до крови, на лбу выступили крупные капли пота. Он струится по щекам, на подушке уже влажное пятно… А огромный живот колышется, будто его кто-то невидимый сотрясает изнутри мощными толчками.

— Иона… — шепчет Маша, находит на ощупь его руку и снова сжимает так, что даже на задубевшей коже моментально проступают синяки.

— Я здесь… — Иона еле ворочал пересохшими враз губами…