Луанн Райс - Страна грез

У Дэвида и Сейдж кончились деньги, и они остановились у придорожного кафе для дальнобойщиков, чтобы пару ночей помыть посуду. В награду они получили кое-какую плату и возможность переночевать в ветхом мотеле на задворках. От них не потребовали называть имен, адресов и номеров карточек социального страхования. Им просто показали кухню и предупредили, чтобы они все делали аккуратно и ничего не разбили.

Пока Дэвид оттирал большие сковороды, Сейдж загружала тарелки и стаканы в посудомоечную машину. Она была рада, что они временно остановились. Сейдж надевала фартук и представляла себя матерью, которая убирает посуду после обеда в своей очень большой семье; что это праздничный обед на День благодарения и она только что приготовила индейку для Бена, их сына, для брата Джейка, для родителей и тети Хэтуэй.

От этих мыслей Сейдж загрустила по дому сильнее всего, с тех пор как уехала из Силвер-Бэй. На стене висел телефон, и, каждый раз, когда она проходила рядом с ним, чтобы взять еще порцию грязных тарелок, ее сердце мучительно сжималось. Она ни разу не позвонила домой. Сейдж думала, что это будет слишком тяжело для нее: она услышит голос матери и совершенно расклеится. Мать уговорит ее улететь обратно на восток, и она так и не увидит отца. Сейдж упустит свой шанс узнать мужчину, который подарил ей жизнь.

— Какой у тебя отец? — спросила она Дэвида.

— Отличный, — ответил он. — У него добрый взгляд, и целый день он возится со щенками и курит трубку. Я его очень люблю.

— Правда? — произнесла Сейдж, засветившись от радости.

— Нет.

Сердце Сейдж сжалось. Она никогда не понимала, когда Дэвид ее разыгрывал. Когда дело касалось его дома и семьи, лучше всего было предполагать, что, если он говорит что-то хорошее, значит, это сарказм. Но Сейдж хотела знать правду.

— Я имею в виду… что он за человек?

— Я надеюсь, что у твоего ребенка хороший отец, — произнес Дэвид, — потому что своего я ненавижу. Ты это хотела услышать?

— Я не хочу это услышать, — доброжелательно отозвалась Сейдж, — потому что мне незачем желать что-то плохое для тебя. Но расскажи мне еще, я вся внимания.

— Нет, почему ты не расскажешь сама побольше о себе? — спросил Дэвид, со всей силой отскребая железной мочалкой черную гарь с противня. — Расскажи мне о твоих замечательных родителях, которые живут в разных концах страны. И если они такие замечательные, то почему они тогда не живут вместе?

— Потому что мой брат умер, — ответила Сейдж. — И они не смогли пережить это, поэтому расстались.

— Твой брат умер?

— Да, мой брат-близнец. Нам было три года, его звали Джейк.

— Как и твоего малыша…

— Да, я назвала его в честь брата. Отец согласился, отца моего сына зовут Бен.

— А что, если он окажется девочкой?

— Я могу назвать ее Джеки, мне нравится это имя. Я любила брата, мы никогда не хотели расставаться ни на минуту. Сестры живут в одной комнате, так? А я хотела спать с ним на одной кровати, серьезно. Мы постоянно были вместе. А у тебя…

— Есть братья? — спросил Дэвид. — Да, один. Но я не хочу об этом говорить, ладно? Давай просто помоем посуду и получим деньги, чтобы купить корм животным. Им, наверное, очень интересно, где это мы ходим. К тому же я хочу сегодня вечером уехать.

— Сегодня вечером? Я думала, мы сказали управляющему, что уедем завтра…

— Как только закончим с этой посудой, — прервал ее Дэвид. — Нам надо еще кое-что сделать.

Сейдж кивнула. Она припасла несколько кусочков мяса для Петал, Джелси и Ривер. Ей было интересно, почему Дэвид не захотел разговаривать о доме, но она не обиделась. Люди иногда многое хранят в себе, так говорила ее мать об отце Сейдж. И нельзя заставить кого-то говорить, пока человек сам не будет к этому готов. Надо просто запастись терпением и ждать. Никогда не знаешь, что можешь услышать.

А еще Сейдж было интересно, что же Дэвид такое задумал.

У него был список дел, которые надо было сделать, и вещей, которые надо купить. Он все еще ждал девчонку. Семья уже давно готова была ее встретить и приготовила все, что надо, как и положено настоящей семье, где все делают сообща и присматривают друг за другом. Он смотрел, как ее мать суетится в маленьком белом домике, а отец объезжает окрестности в ожидании своей дочери.

Для него так никогда никто не старался.

Дом. Что за место?

Никто не ждал его дома, не поддерживал огонь в очаге. В своем доме он слышал или жуткие вопли, или гнетущую тишину, очень редко смех и почти никогда теплые слова. Не то чтобы он завидовал. У родителей всегда были какие-нибудь проблемы. Тяжело правильно растить детей, когда приходится думать о том, что протекает крыша, в тарелках пусто, а отопление выключено.

Скотоводы — только у них счастливые семьи, дорожки посыпаны галькой, полные кладовые еды и горячая вода в кранах. У их детей новые игрушки и лошади, на которых можно кататься. Когда их дети поранятся, матери обязательно приклеят им пластырь и не допустят, чтобы дети сами обрабатывали свои раны.

У Стража зачесался шрам. Засунув руку сзади за пояс джинсов, он потрогал его кончиками пальцев. Шрам был толстый и полукруглый, словно провод, и проходил через левую ягодицу вниз по бедру. От того, что Страж дотронулся до шрама, на глаза навернулись слезы; он вспомнил, как перелетел через забор и напоролся задницей на ржавый гвоздь.

Шрам давно уже не болел, но когда Страж чесал его грязными ногтями, то едва сдерживал всхлипы, а слезы катились по щекам. Он думал о том, как плохо быть одному, маленькому мальчику или взрослому мужчине, не важно: когда тебя бросили, оставили одного, не имеет значения, сколько тебе лет. А кто-то ведь может быть одинок даже тогда, когда вокруг полно людей.

Страж плакал на снегу, потому что и сейчас и всегда был один.

Солнечный свет лился сквозь окна домика. Закончив очередную серию звонков в полицейские участки, Дейзи откинулась в кресле-качалке и задумалась, что делать дальше. Вдруг она услышала свист. Дейзи открыла дверь и увидела, как Джеймс едет к ее дому на коне и ведет под уздцы Скаут.

— Пошли, — проговорил он. — Одевайся.

Дейзи заколебалась, перебрав в уме все причины, по которым ей не стоит ехать — одна была лучше другой. Но Джеймс улыбался так открыто и с такой надеждой, что она вспомнила о том молодом ковбое, который пригласил ее пожить у себя на ранчо.

— Я сейчас, — проговорила она, вбежала внутрь, надела ботинки, куртку и прихватила солнечные очки. Отражаясь от снега, солнечный свет становился в два раза ярче. Джеймс слез с лошади, чтобы помочь ей взобраться, но прежде надел на голову Дейзи ее белую шляпу. Она была покрыта толстым слоем пыли и выглядела серой, а не снежно-белой, как когда-то. Это был старый «Стетсон», который Джеймс купил Дейзи в их первый год на ранчо. Она оставила висеть эту шляпу на крючке в прихожей и была поражена и растрогана, что Джеймс хранил ее все это время.