Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга вторая

— Это жалоба?

В ее голосе была умышленная провокация, тогда как ее руки передавали сигналы вниз и вверх по всей длине его безжалостного, жестокого тела; каждую минуту она знакомилась с чем-то новым и постепенно начала ощущать пьянящее чувство власти, когда кончики ее пальцев почувствовали его невольную реакцию.

— Вы… заставляете меня хотеть вас. Будь осторожней!

Ее руки, намазанные маслом, продолжали двигаться со все большей и большей уверенностью по его теплой коже в то время, как она беспечно ответила:

— Но почему? Вы поклялись, что я могу доверять данному вами слову. Вы хотите, чтобы я прекратила?

Она дразнила, язвила, искушала. Первоклассная сука, подумал Марко свирепо. Конечно, она имела намерение выйти сухой из воды, и его типично мужские реакции ставили его в невыгодное положение. Dio! [6] Dio — Боже ( ит. ). Как бы ему хотелось, чтобы ее извивающееся стройное тело оказалось под ним, тогда он заставил бы ее признать, кто она на самом деле — не больше чем дешевая доступная девчонка, которая руководствуется лишь своими чувствами и чересчур легко отдается любому жеребцу, к которому питает склонность. Он хотел, чтобы Карло открыл это для себя… Не совершил ли он промах? Она может быть довольно смелой, но она все же женщина и слаба, как все представительницы ее пола, включая его собственную мать. Его рот исказился в суровой гримасе, которую он постарался скрыть. То, что он поместил Дилайт именно в ту комнату, было горькой шуткой, иронию которой мог знать только он. Его мать, сбежавшая со своим любовником-крестьянином, также была шлюхой. Родственные души. И был только один способ изгнать из них нечистую силу.

Радуясь своей победе и очарованная вопреки себе, Сара чуть не задохнулась от удивления, когда Марко внезапно схватил и неумолимо и болезненно сдавил кисти ее рук.

— Достаточно!

Почему все, что он говорил ей, было командой или угрозой?

— Что теперь не так? Отпустите, вы делаете мне больно, и вы обещали…

— Я слишком хорошо помню то, что обещал, — сказал он своим раздражающим голосом. — Но теперь вы, мне кажется, стараетесь подстегнуть меня, чтобы я пересек те границы, на проведении которых вы сами настаивали. Я не глупый наивный юнец, подобно Карло, и обычно…

Последнее слово он насмешливо растянул и одним быстрым ловким движением поднялся на колени, продолжая держать ее руки пойманными перед собой.

— Обычно, — продолжил он, — я не отказываю себе в мимолетных удовольствиях. Будьте осторожны или я могу принять ваше поддразнивание за приглашение!

Его глаза с нарочитой медлительностью оценивали ее наготу, задерживаясь на груди и темном треугольнике между бедрами. Предательская алая волна поднялась к щекам Сары от такого дерзкого, пожирающего взгляда.

— О! — Она, задыхаясь, пыталась освободиться от него. — Мне следовало бы знать, что вы не умеете достойно проигрывать. Сначала в теннис, и теперь…

— Но кто из нас проиграл, а кто победил? Вы не хотите выяснить это?

— Я думаю, — она с усилием сумела унять дрожь в голосе, — я думаю, что, вероятно, у нас на сегодня ничья и… нам следует отправиться спать. Перестаньте крутить мне руки, я же сказала, что мне больно!

— Вы сказали… — произнес он задумчиво, тогда как его черные непроницаемые глаза, казалось, наслаждались ее тщетными попытками высвободиться. — Это что, еще одно обещание, которое вы пытаетесь выманить у меня? Что я не буду причинять вам боль?

— Пустите! — сердито прошипела Сара в его смуглое неулыбчивое лицо. — Я не… играю в С + М, если таков ваш каприз!

— А если бы он был таким, неужели вы думаете, что ваши слабые протесты имели бы какой-либо эффект? — язвил он. — Мне кажется, вы отлично знаете, что я легко мог бы заставить вас захотеть всего, его бы я ни пожелал сделать с этим стройным пылим телом, которое вы так нагло выставили напоказ!

В глубине его глаз вспыхнула искра, подобно тлеющему огоньку под присыпанным углем. Опасный знак, который даже она, несмотря на полное отсутствие опыта, могла очень хорошо понять.

— Нет! — выкрикнула она ему в лицо, страстно желая нанести удар, ранить его. Если бы у нее и в самом деле в руках был кинжал, она, ни секунды не колеблясь, вонзила бы его в это крепкое мужское тело, которое могло легко победить ее. — Нет, что бы вы не делали, я не захочу вас! — Ее глаза влажно мерцали, яркие от крайнего отчаяния, которое легко могло сойти за ненависть. Сара сама не узнала своего резкого смеха: — Знаете почему? Даже если вы возьмете меня, даже если вам удастся возбудить мое тело, я закрою глаза и буду представлять себе кого-нибудь другого — неважно кого. Вы понимаете? Я предпочитаю сама выбирать себе любовников, синьор герцог! И случилось так, что вы не мой тип. Я ясно выразилась?

Во внезапном напряженном молчании, которое последовало за этим неистовым взрывом, все, казалось приостановилось, даже ее дыхание. Сара обнаружила, что она не в силах оторвать своих глаз от его, наблюдая за тем, как они становятся такими же жесткими, как вулканическое стекло. Каких-либо других изменений в его лице не было. Почему он ничего не говорит? И ничего не делает? Она со стыдом могла почувствовать, как ее сердце начало биться настолько сильно, что она испугалась, как бы он не услышал и не обнаружил, насколько безумно она на самом деле боялась его.

— Вы не слышали того, что я сказала?

Ее голос прозвучал слишком высоко и прерывисто даже для ее собственных ушей.

— Почему же? Я слышал. Находясь так близко от вас, как я мог не услышать?

Его голос звучал любезно. Слишком любезно, что чуть было не заставило Сару отпрянуть в сторону.

— Вы очень ясно выражаетесь и откровенны, когда пожелаете этого, не так ли? Вы совершенная маленькая сука — горячая в один момент и холодная в следующий. Короче, прирожденная проститутка.

Казалось невероятным и даже слегка нереальным, что он мог говорить ей все эти безобразные унизительные вещи тем же небрежным любезным тоном.

Лицо Сары горело, как и все ее тело. Ум приказывал ей сражаться с ним. Сражаться любым оружием, которое она сможет найти, или он победит и унизит ее, наблюдая за ее реакцией с холодной, жестокой улыбкой, которая чуть искривит уголки его губ… Он назвал ее проституткой. Снова.

— Если бы я была… той, кем вы меня называете, то можете быть уверены, что не было бы такой цены, за которую бы вы могли купить меня! И можете быть уверены, что я бы отдалась любому мужчине, которого бы по-настоящему заметила, даже если бы он был мусорщиком!

— Я начинаю понимать, что, несмотря на красивое тело, которое принесло вам столь дурную славу, вы соединили в себе самые худшие черты, какие только могут быть у женщин. Перечислить их вам?