Нора Робертс - Одно лето

Косые лучи солнца отражались в живых серых глазах Брайан, подсвечивая их так, как себе когда-то представлял Шейд. Ее теплые губы были податливы, волосы падали на Шейда, спутанные и свободные. Закат, казалось, навсегда застыл на ее коже, отчего она отливала золотом. Брайан вполне могла бы быть той, о которой Шейд до этого только мечтал. Оказаться той стройной, подвижной, естественной женщиной, которая ни в чем себя не ограничивает и принимает все свои желания. Если Шейд ее сейчас сфотографирует, увидит ли он все это на снимке? Сможет ли передать те эмоции, которые Брайан в нем пробудила?

Потом она, такая юная, живая и доступная, откинула голову назад, и Шейд сразу узнал в ней ту женщину, которую искал, и те чувства, которых ему не хватало. Он не мог ошибиться, он узнал бы ее, даже если десять лет провел в полном одиночестве. Ему были не нужны фотографии, чтобы запечатлеть в памяти это восхитительное мгновение слияния с ней.

Он притянул Брайан к себе, она была ему нужна. Голова у него кружилась. «Ты, — думал он, когда их тела соединились, а мысли сплелись. — Только ты». Он увидел, как ее глаза закрылись, и она полностью отдалась ему.

— Я могла бы привыкнуть к этому.

Положив камеру на колени, Брайан потянулась. Она сидела в пироге, аккуратном маленьком выдолбленном каноэ. Они арендовали лодочку у семьи, которая жила на берегу одного из рукавов в дельте реки. В нескольких километрах гудел Лафайетт, один из самых шумных городов штата Луизиана, а на реке лето казалось сонным.

Жужжали пчелы, вдоль берегов ползла тень, пели птицы, мелькали стрекозы. Одна из них пролетела мимо слишком быстро, Брайан не успела ее сфотографировать, зато успела оценить. Над головой висели нити испанского мха, спускались до самой воды, отбрасывая тень на реку. Течение в этом месте было медленное. Да и куда спешить? Стояло лето, рыба плавала для того, чтобы ее ловили, цветы цвели для того, чтобы их собирали. Кипарисы росли почти у самой воды, с листьев кувшинок периодически плюхались в воду лягушки.

Действительно, куда спешить? Жизнь существует для того, чтобы ею наслаждаться.

Как выяснил когда-то Шейд, Брайан очень легко ко всему адаптировалась. В Далласе, с его бешеным ритмом жизни, она долгие часы трудилась в темной комнате и на улице. Работа вышла на первый план. Когда того требовал момент, она становилась собранной, быстрой, энергичной. Но здесь, где воздух тяжел и все двигалось медленно, она тоже чувствовала себя вполне комфортно и, скрестив ноги в лодыжках, просто сидела и ждала, пока что-нибудь случится.

— Мы вообще-то должны работать, — сказал Шейд.

Брайан улыбнулась.

— Правда? — Лениво покачивая одной ногой, она думала о том, что было бы неплохо взять с собой удочки. И попробовать поймать сома. — Мы сделали несколько дюжин снимков перед тем, как сесть в лодку.

Отправиться на прогулку по одному из рукавов дельты предложила Брайан. Она же уговорила жившую там семью одолжить им лодку. Колби все это время снимал и однозначно превзошел Брайан, у него получились замечательные портреты членов этого семейства.

— Та фотография, на которой миссис Бьенвилль лущит бобы, должна быть великолепной. У миссис Бьенвилль потрясающие руки. — Расслабившись, Брайан покачала головой. — Никогда таких у женщин не видела. Мне кажется, она может приготовить нежнейшее суфле, а потом пойти и срубить дерево.

— У каджунов свой образ жизни и традиции.

Оглянувшись назад, Брайан внимательно посмотрела на Шейда.

— И тебе это нравится.

— Ага. — Он греб не потому, что им нужно было куда-то попасть. Просто нравилось грести. Это разогревало мускулы и разгружало голову. Шейд чуть не улыбнулся, подумав, что одно присутствие Брайан дает точно такой же эффект. — Мне нравится независимость, особенно если она настоящая.

Откинувшись назад, Брайан прислушивалась к монотонному гудению насекомых и плеску воды. В Сан-Антонио они тоже работали у реки, но там звуки были совершенно другие: приглушенные испанские мотивы, стук столового серебра по фарфору из уличных кафе. «Ночью там было очень здорово», — подумала Брайан. Огни отражались в водах реки, легкие волны поднимались от речных трамвайчиков (эта техасская альтернатива гондоле нравилась туристам). Брайан тогда сделала несколько фотографий влюбленных, возможно молодоженов, те обнимались на одном из мостов, который перекинул свои каменные арки через реку.

В Галвестоне, еще одном техасском городе, который Шейд и Брайан посетили, все было совсем иначе. Песчаные пляжи, паромы, велоквадроциклы. Уговорить Шейда на аренду такой штуки оказалось гораздо легче, чем она предполагала. С улыбкой подумала о том, как далеко они уже продвинулись, и дело тут вовсе не в километрах. Они вместе работали и развлекались, если Колби соглашался отвлечься.

В самом начале в Малибу они бродили по пляжу в одиночку, а в Галвестоне после двух часов работы гуляли вдоль берега за руку. Для кого-то это, может, ничего и не значило, но для них с Шейдом это стало настоящим событием.

Всякий раз, когда они занимались любовью, им удавалось открыть друг в друге что-то новое. Брайан не понимала, как так получается, но не задавала вопросов. Ей просто хотелось быть рядом с Шейдом, смеяться вместе с ним, гулять вместе с ним. Каждый день она что-то узнавала о своей стране и о живущих в ней людях, узнавала с Шейдом. И больше ничего было не нужно.

Что в нем было особенного? Хотела Брайан того или нет, иногда ее мучил этот вопрос. Почему рядом с Колби она счастлива? Он часто нетерпелив, в один момент становился щедрым и почти милым, в другой остывал и отдалялся, как случайный знакомый. Брайан не привыкла к таким колебаниям настроения, поэтому с ним было непросто. И все же она хотела общаться именно с Шейдом.

В каноэ он расслабился, что вообще-то случалось нечасто. Наверное, сказалась общая атмосфера, царившая на реке. Но наблюдательности не утратил. Кто-то другой сплавлялся бы по течению, поглядывал по сторонам и наслаждался пейзажами, а он изучал все вплоть до мельчайших деталей.

Брайан его прекрасно понимала, потому что сама любила так делать. У дерева можно изучить узор листьев, трещины на коре, форму тени, которую оно отбрасывает на землю. Любитель мог бы снять его, но получил бы просто фотографию дерева, не более того. А когда Брайан бралась за камеру, она старалась снимать так, чтобы впоследствии в зрителе проснулись какие-то чувства.

Вообще-то ее коньком были портреты. Брайан подумала, что даже в пейзажах и натюрмортах ее всегда привлекало незримое присутствие человека. И если сейчас она хочет понять, что чувствует к Шейду, необходимо изучить его, как всегда изучает объекты перед фотосъемкой.