Э. Бушан - Вторая жена

— Ты сегодня изменяешь себе, не так ли? — Сказала я. Обычно я видела Мартина, восседающего в машине с шофером.

— Для разнообразия, — он сделал озорное лицо. — В самом деле, чувствую себя так, словно сбежал из школы. Сегодня у нас большая встреча, а мне хочется отправиться в самоволку по городу.

Я улыбнулась. Мы оба знали, что Мартин не пропустит свою встречу ни за какие мирские соблазны. Его встречи (чем многочисленнее, тем лучше) ратифицировали его профессиональное существование.

— Попробуй прокатиться куда-нибудь до Илинга или Эно [6] Район и пригород Лондона в метро в час пик. Через две секунды запросишься обратно в свой автомобиль. Уж поверь мне.

— Я тебе верю, — сказал он с неожиданно милой улыбкой.

Неправильно было бы воспринимать Мартина, как зашоренного карьериста, бегающего по заседаниям. Он был доброжелательным и во многих отношениях щедрым человеком. Щедрым даже на деньги. Кроме того, он хорошо относился к своей жене, которую вытерпел бы не каждый муж. Время от времени, когда мы с Натаном бывали у Херли, я замечал, как Мартин внимательно наблюдает за Пейдж. В этом проявлялась его привычка обращать внимание на мелкие детали, которая принесла ему такой успех в работе.

Наблюдение через окно не давало достаточно информации, и миссис Остин появилась на крыльце, не желая упустить ничего из этого уличного представления. Я помахала ей рукой.

— Пейдж в порядке? — спросила я Мартина.

— Когда как. Беременность очень специфичное дело. Севсем не то, что мы ожидаем.

— Ждешь с нетерпением третьего наследника?

Мартин ответил не сразу, а когда он это сделал, немного напугал меня:

— Это все усложняет. Жизнь, я имею ввиду.

— Ты меня беспокоишь. Звучит слишком загадочно для утра понедельника, Мартин.

— Я сам себя чувствую загадочно, Минти. Не бери в голову. До встречи. — он поцеловал меня в щеку. — Увидимся.

Он поднял свой портфель в занк приветствия бдительной миссис Остин, и мы разошлись каждый в свою сторону.

Зажатая меду телами в переполненном вагоне, я размышляла о Пейдж и Мартине. «Я практически единственная мать в цивилизованном мире, ставящая своих детей превыше всего». Пожалуй, Пейдж не шутила.

«Вокруг слишком много одиночек. Если мы будем продолжать в том же духе, то коренное население Запада вымрет. Посмотри на Италию, посмотри на Германию. На всех этих чайлд-фри». В своем рвении Пейдж доходила до яростного экстаза, как миссионер, проповедующий язычникам. Тем не менее, было что-то обнадеживающее в ее прямолинейности, не признающей никаких «но» и «если», позволяющих уклоняться от требований норм и правил.

Барри сам зашел в мой кабинет, но его приветствие было резким:

— Ну, что у тебя?

Я выругалась про себя и покраснела: я опоздала на двадцать минут.

— Извини, Барри, телефон.

Он взглянул на свой роллекс.

— Ты можешь поговорить позже.

Он бросился в кресло.

— У меня сегодня сложный день. Мы должны получить зеленый свет для фильма о СПИДе, так что держите за меня кулаки.

Он был одет в темно-синий костюм от Армани и красный галстук, что означало действительно важную встречу и, вероятно, объясняло его резкость. От него пахло лосьоном для бритья и немного кларетом после вчерашнего ужина. Он снова взглянул на часы.

— У меня есть пять минут, и я готов потратить их на тебя.

А где Габриель? Вопрос вертелся на кончике моего языка, но я сдержалась. При ближайшем рассмотрении узел на галстуке оказался несколько кривоват. Тогда я сообразила, что Барри сейчас не хочет отвлекаться на красивое тело и сексуальный смешок. Ему нужен взрослый серьезный, разумный разговор, чтобы сосредоточиться перед важной встречей. Я до сих пор так и решила, надо ли мне поплакать оттого, что меня вытолкнули из рядов молодежи, или порадоваться тому, что меня повысили до «серьезных» людей.

Барри отошел, а я осталась разбираться с текущими делами. Я обратилась к моим лоткам с входящими документами и рассортировала папки по лоткам, начиная от «срочно» и до «конец недели». Роуз учила меня разным конторским трюкам, и ее уроки остались со мной. Забавно: она вручила мне профессиональные навыки и собственного мужа на тарелочке. Я написала отчет, сделала несколько телефонных звонков. Потом читала сценарий, пока он не начал расплываться у меня перед глазами.

В конце концов, я вытащила папку с надписью «Средний возраст». Я избегала думать о нем. Определенно. Я открыла блокнот и написала: (1) Что это за история? (2) Почему мы ею занимаемся? (3) Кому это предложить? (4) Вероятные расходы?

Что можно было сказать? Характерна ли для этого возраста скрытность? Когда я купила свой первый бюстгалтер, я никого не поспешила порадовать этой новостью. Спросите хоть дух моей мертвой равнодушной матери. Но я чуть не умерла, когда обнаружила варикозную вену на ноге (стасибо близнецам). У меня не было желания обсуждать старение моего тела. Первые удары возраста. Словно приглашать туристов к месту гибели. И кто из нас готов публично признать ошибки, вину, сожаление или упущения в работе, воспитании или жизни? Кто пожелает признать, что стареет в одиночестве.

«Когда средний возраст подкрадывается к женщине, она обнаруживает, что молодые женщины окружили ее, как стая волков», — заявил газете один из экспертов в вырезке, что передала мне Деб. С этим я могла согласиться, я сама могла бы быть экспертом. Я помнила, каково было быть волком…

Натан разыскал меня в «Бонни Тартин». Он, должно быть, шел за мной из самого офиса «Вистемакс». Он скользнул на стул напротив, потом кивнул на мой кофе и тарелку с крошечным круассаном. Он, казалось, был чрезмерно доволен собой. Выражение его лица было нелепо-молодым, волосы растрепались.

— Это приманка?

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я смотрел и ждал.

Я сглотнула от волнения: теперь, когда мы дошли до этой точки, пора было задавать вопросы. А как насчет Роуз? Натан осторожно оторвал кусок круассана. «Роуз занята собственной жизнью». Он сделал паузу. «Учитывая все обстоятельства, я не думаю, что она будет против. Я не ьыл первым в ее жизни…». Он наклонился вперед и начал кормить меня круассаном. Сладкий и воздушный, он растворялся у меня во рту, и я подумала: «Неужели Роуз настолько глупа или слепа, чтобы ничего не замечать?».

«Почему ты это сделала? — спросила сорокадвухлетняя Роуз, когда я увела у нее Натана. — Мы же были подругами». Да, мы были подругами. Добрыми, хорошими подругами.

— Ты словно увидела привидение, — Деб заглянула в мой кабинет. — Не хочешь рассказать?

Незваная, она присела на краешек моего стола, и я подавила желание столкнуть ее.

— О'кей. — Я откинулась на спинку стула. — Чувствуют ли женщины средний возраст более остро, чем мужчины?