Э. Бушан - Вторая жена

На полу лежал пакет благотворительного магазина в пользу хосписа. Когда я сниму с оболочки галстук и положу его в пакет, часть Натана исчезнет. Я вынула рубашку и аккуратно положила ее туда же, исчезла еще часть. Обувь… обувь. Если я положу ее в пакет, Натан никогда не сможет снова войти в дом номер семь и крикнуть в лестничный проем: «Где мои мальчики?». А вместе с костюмом исчезал бизнесмен, который разрабатывал стратегии и говорил: «Наши конкуренты сильны, но давайте не сдаваться без боя».

«Когда я вышла за Натана, — призналась мне Роуз за одним из наших обедов, — мое сердце было разбито от несчастной любви. Но Натан так хотел сделать меня счастливой, разве я могла устояит? Он был скалой, а Хэл был зыбучими песками. Чего еще я могла желать?» Я не была уверена в способности Роуз отличать камень от песка. Ведь эта женщина пользовалась каждой возможностью, она сама мне призналась, забежать в церковь Святого Бенедикта по пути домой, чтобы поставить свечу Мадонне. Если это не было строительством дома на песке, я не знаю, что вообще тогда это было. «Хэл никогда не смог бы мне дать, что я хотела, — добавила Роуз. — Мы оба это знали. Это мог быть только Натан.»

Внизу вскрикнул один из близнецов. Я бросила костюм в мешок и пошла посмотреть, кто из них это был.

Феликсу приснился дурной сон.

— Мамочка, там был большой-пребольшой кот с большими когтями, он хотел поцарапать меня…

Я прижала к себе его горячее тельце и прошептала:

— Все хорошо, Феликс. Мама здесь. Я прогнала плохого кота. Смотри, его здесь нет.

Все было совсем не хорошо. Однако, я успокаивала моего сына ложью, испытывая при этом странное удовольствие и гордость. Да, мои дети еще не были достаточно большими и смелыми, и я была нужна им, чтобы оградить от всех страхов.

Сунув руку в карман моих черных льняных штанов, я достала веточку растения, которую сорвала в Клер Мэнор. Она была сухой и хрупкой, но сохранила запах, который так привлек меня. Заинтригованная я поискала его в одной из книг Натана. Оно называлось Nepeta или просто Кошачья мята. Она настолько сильно привлекала кошек, что молодые побеги приходилось защищать от них. Пока я читала про кошачью мяту, зазвонил телефон.

«Если вы высадите ростки, кошки постараются выкопать их. Если вы посадите семена, кошки, возможно, не обратят на них внимание».

— Я давно с тобой не разговаривала, — сказала Пейдж.

— О? — сказала я. = Я давно не узнавала, как дела у малыша.

— Он просто маленький крикун, — ее голос дрогнул. — Я никогда еще не была так измучена. — Очень серьезное признание для Пейдж. — Я меня трое детей, и я должна сделать из них людей, сама не превратившись в монстра. — Ее голос зазвучал тоньше. — Мне так тяжело с ними сейчас, что я иногда начинаю сомневаться в себе.

Пейдж сомневается, это было неслыханно.

— Пейдж, ты разговаривала с Мартином?

— Знаешь что, спроси меня лучше об арабесках Лары.

— Пейдж, ты когда-нибудь говорила с Мартином?

— Минти, не вмешивайся. О'кей?

Я подняла глаза к потолку.

— Как ларины арабески?

— Очень хорошо, как ни странно. У нее отличная линия, но немного шаткая стойка. Ноги слабоваты, к сожалению. Но мы еще поработаем над ними.

Я почувствовала жалость к маленькой Ларе. Отныне ее ноги ей не принадлежат. На другом конце провода Пейдж вздохнула так отчаянно и безнадежно, что я снова твердо сказала:

— Ты должна еще раз подумать о Мартине.

— Минти, я все время думаю о нем и очень его люблю. Очень. Но у меня нет времени быть женой. Не с тремя детьми. Нет, если все делать правильно.

— Пейдж, ты сегодня ела?

— Ела? Немного. Я слишком занята. И, прежде, чем ты спросишь, нет, я плохо сплю. Я знаю, ты считаешь, что я сошла с ума от послеродовой депрессии, возможно, так и есть, но даже в лучшие времена Мартин не хотел быть отцом. Ему это не нравится. Он ненавидит дом, полный детей. Теперь скажи, у кого из нас психоз?

— Все равно, он должен быть с вами.

Последовала зловещая тишина.

— Минти, я не нуждаюсь в твоих нравоучениях.

— Где он живет?

— У своей матери. Она поселила его в мансарде.

Я позвонила Мартину и договорилась с ним о встрече на следующий день в банке.

— Минти, это срочно? У меня большая конференция в Женеве, и я уеду на несколько недель. Но если тебе действительно нужно увидеться со мной, мы можем встретиться в 14.30.

К его чести Мартин был во время, так что я не успела даже полюбоваться потрясающим стеклянным атриумом здания. Он вышел из лифта, поцеловал меня в щеку и повел по коридору.

— Я знаю уютное место.

— Ты просил меня приглядывать за Пейдж.

— Ах, за моей женой, — при все легкомысленности своего тона Мартин был начеку. — Он привел меня в столовую, более похожую на банкетный зал, сделал в воздухе пару движений пальцами, и, о чудо, перед нами возникли две чашки эспрессо из свежемолотого кофе и по бисквиту кантуччи на каждого.

Жизнь с матерью не отразилась на его внешности, в отличие от жены он был безупречно строен, подтянут и здоров. Я никогда не могла устоять перед кантуччи. Я обмакнула его кончик в кофе, наслаждаясь запретным удовольствием.

— Мартин, ты должен вернуться домой.

Он нахмурился.

— Это она меня бросила, если помнишь.

— Она только-только родила ребенка. Жизнь родителей наполовину принадлежит детям. Думаю, тебе принадлежит только половина твоей жизни, пока дети не выросли. Пейдж отдает им половину жизни навсегда.

Мартин фыркнул:

— Она не будет слушать меня, потому что я закоренелый грешник. Или, по крайней мере, она не будет считаться с моим мнением.

Я с тоской посмотрела на кантуччи Мартина, и он покорно передал его мне.

— Дети, Мартин. Они страдают от вашего разлада. Они не могу показать это, но им плохо. — Я частично опиралась на собственные чувства, что сделало мое заявление более пылким. Когда Феликсу и Лукасу было больно, мне было больно вдвойне. — Ты действительно ненавидишь их?

— Это Пейдж так говорит? — Мартин нахмурился. — Я еще до их рождения знал, что нам будет сложно, но даже я был удивлен, насколько невыновимо все стало. Я предупреждал Пейдж, что она одержима детьми, но… — он буравил меня взглядом терминатора, Натан тоже так умел, — …я никогда не оставил бы их по собственной воле.

Я возразила:

— У Пейдж маленький ребенок. Она слаба, у нее гормональные бури, она не способна видеть последствия.

К моему смятению, глаза Мартина наполнились слезами.

— Не смотри на меня, — пробормотал он. — И ничего пока не говори.

Я быстро огляделась. Никто не заметил слез Мартина — небольшое проявление слабости не толкнуло бы его соперников на штурм его крепости, но и не принесло бы ничего хорошего. Компания банкиров в костюмах в тонкую полоску неспеша вошла в комнату. Они напоминали пухлых кур, тихо и важно переговариваясь друг с другом. Я ткнула пальцем в их сторону.