Светлана Беллас - Тень одиночества

Дочь стоит перед ней, явно в полном замешательстве. Та переходит на крик:

– Не суйся не в свой монастырь! Плохо мне! Переходит на фальцет: – Тебе не понять! Был мужик рядом, а сейчас его нет… Мать, зло глядя на застывшую, на месте Ирину, с ехидством добавляет: – Хотя?! У тебя их было пруд пруди! Не то, что я, с одним всю жизнь прожила, чужих носков не нюхала… С обидой в голосе, всхлипывая, шепчет: – До меня, вообще, никому дела нет. Идет на выход.

Она рыдает, повернувшись, уже в дверях, бросает на дочь зареванный взгляд, с тоской во взгляде, с укором кричит: – Замуж, уже вышла бы! Сколько можно при мне быть?!

Мать выходит из кухни.

Ирина стоит с окаменелым лицом, взгляд, словно замирает.

Она с обидой оборачивается, смотрит на окно. Радость гасится, на душе камень.

А за окном сплошная темнота, как тень одиночества, её разряжает яркий неоновый свет полной луны.

Войдя к себе в комнату, сев перед компьютером, Ирина, прикусив от боли и обиды до крови губу, стала печатать ответ Генриху: «Меня нет на этой планете, я в длительной командировке. Прости, что практически забыла…»

… Генрих был в том томление и ожидание, что явно отвлекало от работы. Он посмотрел на часы, было за полночь. Надо перекурить! Вслух подумалось им, уже сделал шаг к балкону, и вдруг увидел на мониторе уведомление о входящем письме.

Сорвавшись с места, он через секунду стоял перед ним, в нетерпение ждал появления письма, отчего перехватило дыхание, в мозгу слышался набат, что говорило о чем-то нехорошем, это предвестники страха им не забыты, он его чувствовал желудком.

Генрих бегло перечитал письмо от Ирины, не до конца понимая смысла, игры слов, лишь машинально отметив, что еще не забыт ею, слово «практически», еще не приговор, торопливо набрал: «Я подожду!» Тут, же отправил, чтобы в который раз не стереть написанное в порыве чувств. В горле першило, он облизал сухие губы, это так бывало с ним, всегда, когда сильно нервничал и переживал.

С облегчением вздохнув, ведь он написал, что будет ждать…

Спешно вышел на балкон, перекурить.

Ему, Генриху, все чаще и чаще хотелось думать об Ирине. И это для него, как бальзам на душу, сразу, же становилось внутри тепло, а вокруг уютно. Она заставила ждать, того, что, быть – может, и не судилось дождаться. Но так хотелось верить, что им суждено быть вместе. Она тот единственный вопрос, что буравит недра мозгов, на который до сих пор не получен ответ: Кто она для тебя?! Женщина – тайна! Виртуальность, даже подогревает чувства.

…Он невольно вспомнил, тот вечер, когда они общались по скайпу, в день выписки из больницы, встретить не смог, был за городом, вот и сидели перед компом, глядя друг на друга по– новому, помнится, пошутил:

– А если, я предложу тебе выйти за меня замуж, пойдешь?! На что она, усмехнувшись, с задором произнесла:

– Да, запросто! Замуж, тоже надо хоть раз выйти, пока не за кого было. Игриво, добавила: – Засылай сватов! Генриху, это было подыграно на руку, он не тушуясь, сказал:

– Все еду! Беру замуж! Завтра к Вам, Милая Дама, сватаемся! Или это сразу, же будет – наша помолвка?! Без обиняков! Ты согласна?! Он сказал это, продублировав то, что сказал ей тогда в клинике. Возможно боясь, что тогда она не предала тому значения. Она – больна, а он просто – друг, посетитель.

Ирина рассмеявшись, сказала:

– ДА! Тогда до завтра?! Спешите, не опоздать, товарищ Генрих. Плохая примета!

А завтра?! Стало разлукой. Он банально опоздал на электричку.

И впрямь! Плохая примета!

…Последнее время в ночи Ирина часто вызывала из памяти образ Генриха. Увиденные на близком расстоянии его глаза, кажется, поселились в коморке души, спрятавшись на время, они вдруг решили выйти на просторы, быть – может не замеченными ею.

Как не странно они смотрели на нее, как и тогда в момент признаний, пусть шутя, но все, же в любви. И этот взгляд глаз поглощал ее всю, топил в себе, чтобы она могла открыть их тайну, что лежит на дне. Она с трепетом и тревогой их мысленно рисовала, и в душе щемило, трогало за тонкую, невидимую нить, что натянула между ними судьба.

Войдя, он вдруг вышел из ее жизни, забыв вернуться. Но сердце подсказывало, что он все, же помнит и ждет.

Глупо, наивно! Только сердце не переубедить в обратном. Этот орган решает: БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?!

Так хочется жить и быть счастливой! Для начала! Просто поговорить с ним, Генрихом, как в те дни, не замечая, что между ними монитор – информационная пропасть, и каждый мог бы оказаться не в зоне ПРАВДЫ, а в зоне ЛЖИ. Где откровенность используется для заполнения пустот в твоем жизненном графике, где многих из гостей сети используют, как игроков в игре «испорченный телефон» или, же в «виртуальный секс» – раздевая, поедая объект до кости мозгов, обглодав, как «Сельдь Иваси», выбрасывая, вдруг сказать: «ФИ!» Как не вкусно, дешевка.

Нравы, нравы, нравы…

…Сколько раз, войдя на свою страничку, ею ощущалась тревога и страх – потерять из рук, ту невидимую нить.

Про себя шепча: – Генрих будь на месте! Будь на месте! Я скучаю. Она боялась, что он исчезнет навсегда, вдруг закроет свою страничку.

Ирина не решалась вновь закачать «Скайп», боясь вновь пройти то, что пришлось пройти – страх и терзающую боль, чтобы ее снять – необходимо встретиться и разочароваться с тем, кто доставляет эти страдания, тогда будет проще – уйти с той легкостью, сняв камень с души, прогнав из сердца вон.

А сейчас! Ночи без сна. Вокруг неуютно, серо и грустно, еда не имеет ни вкуса, ни запаха. Чтобы, как-то понять, что ей все, же чего-то хочется?! Она стала, есть сёмгу с лимоном вприкуску с бородинским хлебом и медом. Этот рецепт ей дала Вика, а ей ее свекровь, бывшая их хозяйка квартиры, Анна Петровна. Правда она советовала с 50 грамм водки, но вот пить не хотелось. Аппетит стал лучше. Сон, же?! Где – то гулял вне ее. Но это и радовало! Она могла мечтать. О нем.

С первого дня их знакомства, они вели откровенные диалоги, что вязали из узлов сеть, в которую он и она, попав, не смогли бы выбраться. Сидя перед монитором, они жили, как радостями, так и переживаниями. Сближение душ происходило, так быстро, что ни он, ни она не заметили той невидимой стены между ними. Доходило до глупостей, он мог спросить: – Ты сейчас в чем? Ответ был, как в шутку, так и всерьез: – В нижнем белье. Но вопросы и ответы не были вульгарными и постыдными, ведь здесь перед экраном они были голыми душами, близкими людьми.

Может со стороны покажется, что это перегиб, но иногда с кем-то обсуждаешь и свое «нижнее белье», чтобы в первую очередь, ты смогла, смог бы оценить его качество и чистоту. Но это обсуждается не с каждым встречным и не с озабоченным, а таким, же искренним, близким и похожим на тебя человеком, что являет себя перед тобой совершенно «оголенного» и его не коробит от этого. А наоборот! Он дорожит всем, что касается тебя.