Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти

Игнасио исполнил свою заветную мечту. Он поразил толпу, получил ее поклонение, заставив дивиться своей храбрости и охать от удивления, — настолько близко подошел он к быку.

Никто из тех, кто видел Игнасио, не сомневался, что существует связь между корридой и скачками на быках древнего Крита. Долю секунды этот гибкий бандерильеро, казалось, парил в воздухе. Еще пара сантиметров, и он опустился бы прямо на спину быку. Это было настоящим искусством. В тот момент он стоял без накидки, без кинжала, без бандерильи — между ним и быком не было ничего. Бык развернулся, чтобы взглянуть на своего противника.

— Я не могу на это смотреть, — сказала Конча, закрывая лицо руками, убежденная, что ее сын вот-вот погибнет.

Антонио нежно взял мать за руку и не отпускал.

— С ним все будет в порядке, мама.

Антонио оказался прав. Теперь Игнасио пересек арену прямо у быка перед носом и остался невредим. Силы покидали быка. Опасность миновала. Через минуту он отступил в callejón, коридор за деревянными барьерами арены.

Этого быка прикончил матадор, но главную работу сделали три бандерильеро. Они знали свое дело, поскольку бык фактически стоял на коленях к тому моменту, как со своим красным плащом появился матадор. У животного едва ли остались силы следить за взмахами ярко-красной мулеты [43] Кусок ярко-красной материи, которым тореро дразнит быка. , пока одетый в золотые одежды матадор демонстрировал свое умение. Заключительный момент, когда кинжал вонзился животному в сердце, никого не впечатлил.

Последнего быка лошади увезли с арены, протащив по кругу. Он стал кистью, нарисовавшей алым цветом идеальный круг на песке. Это было его последнее унижение.

Второй выход Игнасио на арену был настолько же впечатляющим, как и первый. Началась карьера El Arrogante. Его заметили страстные любители корриды.

Несколько дней спустя в меню местных ресторанов главным блюдом были рагу из rabo de toro — бычьего хвоста и блюда из восхитительного тушеного мяса этих животных, которые всю свою жизнь провели на зеленых пастбищах. На рынках Гранады продавалось много говядины, ее любила вся семья Рамирес, за исключением Эмилио, который мясо и в рот не брал.

Конча тогда поняла, что она никогда не сможет спокойно смотреть на то, как ее сын выступает на арене, и, сколько бы раз он не выступал, у нее всегда было предчувствие, что ее красивого стройного сына забодают до смерти. Она страдала от этих мыслей. Временами Пабло пытался успокоить ее, приводя статистику, показывающую, что лишь немногие тореро погибли на арене, но он так и не смог прогнать ее страхи.

Спустя несколько месяцев после провозглашения Республики некоторые иллюзии начали рассеиваться.

Разговоры в «Бочке» велись вокруг сплетен о том, что в стане левых произошел раскол, шептались также о том, что социалистическое большинство в республиканском парламенте не может быстро положить конец нищете, как было обещано. Еще до конца 1931 года произошли столкновения между службами безопасности и бунтующими рабочими, которые считали, что их интересы не представлены в парламенте.

Было немало тех, кто ратовал за возвращение власти богатым аристократам, многие противились либерализму, обвиняя его в потакании поведению, с которым тяжело было примириться. В течение нескольких последующих лет они при любой удобной возможности выступали против Республики. Новое правительство вмешалось в дела католической церкви, ограничило религиозные шествия и праздники и тут же утратило свою популярность у консервативного населения. Это рассматривалось как серьезная угроза традиционному укладу жизни. Власть Церкви также пошатнулась с открытием новых школ. Церковь объединилась с землевладельцами и богачами в противостоянии новому режиму, горюя об утрате своей непререкаемой власти.

Даже внутри самого правительства начались разногласия, и ситуацией воспользовались те, кто хотел его свалить. В начале 1933 года в результате беспорядков в провинции Кадис группа анархистов окружила блокпост ополчения в городе Касас Вьехас и провозгласила власть коммунистов-волюнтаристов. Стычка была неизбежна.

— Но неужели эти люди не заодно? — удивлялась Конча. — Я не понимаю. Если все между собой передерутся, мы вернемся назад, к диктатуре!

Она заглядывала Антонио через плечо, читая заголовки свежих газет.

— Это теория, — ответил он. — Но я уверен, что рабочие не чувствуют, что правительство на их стороне. Большинство из них уже год как безработные.

Антонио был прав. Эти голодные «революционеры» были доведены до отчаяния, кое-как перебиваясь подаянием, браконьерством и надеждой на случайные подачки. Сообщение о подорожании хлеба в конце концов побудило их к решительным действиям.

С течением времени положение только ухудшилось. Ополчение и штурмовая бригада подкрепления, прибывшая из Кадиса, подавили мятеж. Они окружили дом шестипалого анархиста, известного под именем Сейсдедос, был отдан приказ сжечь здание. Все анархисты погибли: кто-то сгорел заживо, а тех, кого до этого уже арестовали, хладнокровно расстреляли.

— Это просто бесчеловечно! — высказал свое мнение Игнасио, когда увидел заметку о том, что двенадцать человек погибло. — О чем думает правительство?

Игнасио был не из тех, кто без разговоров становится на сторону крестьян и революционеров, но для таких, как он, не поддерживающих республиканское социалистическое правительство, находившееся у власти, это явилось прекрасной возможностью покритиковать главу правительства Мануэля Азанью. Этот инцидент потряс страну, сторонники правого крыла увидели, что ситуацию можно использовать в собственных интересах, — они тут же обвинили правительство в жестокости.

— Думаю, дни коалиции сочтены, — невинно, но многозначительно сказал Игнасио. Он знал, что подобный тон раздражает его старшего брата.

— Посмотрим, договорились? — ответил Антонио, стараясь не выйти из себя.

Братья часто спорили, а политика стала для них неиссякаемым источником раздора. По мнению Антонио, у Игнасио не было четких политических взглядов, он просто любил беспорядки. Иногда с ним не о чем было и спорить.

Во время выборов в конце 1933 года Антонио отчаянно надеялся на то, что либералы останутся у власти. К его ужасу, большинство получили консерваторы, и теперь все реформы, которые начали проводить левые, оказались под угрозой. Одинокие вспышки злости вылились во взрыв недовольства. Были объявлены забастовки и марши протеста. Возникли как социалистические, так и фашистские молодежные движения — в обоих лагерях в авангарде находились чрезвычайно политизированные молодые люди, ровесники Антонио.