Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти

Люди заинтересовались Мерседес. Многие, с кем она беседовала той ночью, не могли понять, зачем она стремится в Бильбао, где, по их мнению, было очень опасно.

— Почему бы тебе не остаться здесь? — интересовалась женщина, в доме которой она остановилась. — Тут гораздо безопаснее. Если хочешь, можешь пожить в этой комнате.

— Вы так добры, — отвечала Мерседес, — но я должна ехать. Тетя с дядей уже давно меня ждут.

Было проще соврать, чем сказать правду. Она еще не утратила веру в то, что найдет Хавьера, даже если его образ начал стираться в ее памяти. Она просыпалась по утрам и тщетно пыталась представить себе его лицо — иногда она не помнила абсолютно ничего, даже общих черт. Временами ей приходилось доставать из кармана фотографию Хавьера, чтобы вспомнить его черты, чистые миндалевидные глаза, орлиный нос, красивый рот. Тот счастливый момент в Малаге, когда был сделан этот снимок, казался таким далеким, как из другой жизни. А такую ослепительную улыбку, казалось, теперь можно было найти только в исторических книгах.

Находясь вдалеке от всех, кого она знала, от всего, что было знакомо, Мерседес чувствовала, как в сердце растет пустота. С того момента, когда исчезла из виду семья Дуарте, она чувствовала себя хрупкой и оторванной от мира. Сколько ее уже не было дома — недели, месяцы? Она едва ли могла ответить. Чем исчислять время? Его незыблемость превратилась в пыль.

Мерседес была уверена в одном: если она зашла так далеко, то должна продолжать свой путь. Она не обращала внимания на новое ноющее сомнение в том, что сможет когда-либо встретить объект своих поисков.

Она встала ранним утром, чтобы наверняка успеть на автобус, который, как ей сказали, доставит ее к месту назначения. Несколько часов автобус трясся по дороге к Бильбао и наконец прибыл на окраину города, а вскоре Мерседес поняла, почему ее намерение поехать в Бильбао встретило минувшей ночью такие скептические взгляды.

От окраины Мерседес подвез врач, который высадил девушку на главной городской площади.

— Я не хочу вас бросать, — вежливо сказал он, — но в Бильбао сейчас непросто, многие стараются отсюда уехать.

— Знаю, — ответила Мерседес, — но мне необходимо быть именно здесь.

Врач увидел, что ее не запугать, и не стал лезть с дальнейшими расспросами. По крайней мере он сделал все, что мог. В отличие от этой молодой женщины он не собирался ехать в Бильбао, если бы не врачебный долг — его ждал целый госпиталь раненых.

— Честно сказать, не думаю, что этот город долго продержится, поэтому берегите себя.

— Постараюсь. — Мерседес попыталась улыбнуться. — Спасибо, что подвезли.

В городе царил хаос: частые воздушные налеты, страх, отчаяние и паника. Ничего этого не было минувшим летом в Гранаде и даже в Альмерии среди травмированных беженцев из Малаги.

Бильбао, казалось, был несказанно далек от тех маленьких городков, где она останавливалась, которые не затронула война (если не духовно, то физически). Город постоянно находился под разрушительным огнем. День и ночь его бомбили с моря и воздуха. Порт был блокирован, и запасы еды практически закончились. Люди выживали на рисе и капусте, если не готовы были есть ослов. Другого мяса не было. Мертвые тела были обычной картиной. Они лежали на улицах, сложенные, как мешки с песком. Каждое утро их увозили на телегах в морг.

У Мерседес была лишь одна причина, почему она приехала в этот ад, — оставался последний ключик, чтобы найти Хавьера. На клочке бумаги, лежащем в ее сумочке, был написан адрес. Может, там она его найдет. Даже слабая надежда на это приводила ее в восторг, она с нетерпением стремилась туда.

Первые несколько человек, к которым она обратилась, сами были не местными, совсем как она. Владелец магазина, скорее всего, знает, куда ей идти, подумала Мерседес и толкнула первую попавшуюся дверь. Это был магазин хозтоваров, но товаров тут было не больше, чем на обычной кухне. Посетителей тоже не было, но старик хозяин все равно сидел в темной комнате возле кассы, убеждая себя, что дела идут, как обычно. Услышав звук колокольчика, он внимательно взглянул поверх газеты.

— Чем могу помочь?

Мерседес потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полутьме, но она двинулась на источник звука, натолкнувшись на стол, заваленный пыльными сковородками.

— Мне нужно найти эту улицу, — сказала она, разворачивая бумажку. — Вы знаете, где это?

Старик достал очки из верхнего кармана и осторожно надел их. Он провел кряжистым пальцем по адресу.

— Да, знаю, — признался он. — Это на севере.

На обратной стороне бумажки тупым карандашом он нарисовал карту. Хозяин открыл дверь своего магазина и вывел Мерседес на тротуар, сказав, чтобы она следовала по этой дороге до самого конца, а потом несколько раз повернула, прежде чем окажется на другой главной дороге. Вот та и приведет ее к месту назначения.

— Спросите еще раз, когда подойдете ближе, — посоветовал он. — Путь займет где-то полчаса.

Впервые за несколько недель Мерседес почувствовала прилив оптимизма, и улыбка, которую она подарила старику, оказалась первой, которую он увидел за долгое время.

Ему казалось странным, что эта молодая женщина так рада, что попала в город, который постоянно бомбят. Ему не хватило мужества предупредить ее.

Пока Мерседес следовала к месту назначения, постоянно сверяясь с картой, ее улыбка угасала. На каждой улице разрушения казались более значительными, чем на предыдущей. Сначала она заметила выбитые окна, большинство из которых были заколочены, но после получаса ходьбы перед ней уже лежали сплошные руины. Мельком увидев море, она поняла, что должна быть уже близко. Здесь от домов остались лишь остовы. В лучшем случае — четыре стены с воронкой посредине, как коробки без крышек. В худшем — их сравняли с землей. Разные вещи валялись среди руин: поломанная мебель, тысячи личных мелочей, оказавшихся на свалке.

Мерседес десять раз уточняла дорогу. Наконец она нашла нужную улицу, примыкающую к первому кварталу на углу. Лишь одно угловое здание и уцелело, остальная улица была разгромлена. Создавалось впечатление, что бомба упала прямо в центре дороги и разрушила все вокруг в радиусе пятидесяти метров. Даже отсюда было видно, что в доме никого нет. Окна были черными и темными, как глазницы у черепа. Она определила, в какой квартире жили тетя и дядя Хавьера, но их тут явно уже больше не было.

Улица была пустынной, как и все эти здания. Мерседес решила, что все, кто находился дома во время бомбежки, либо погибли, либо были тяжело ранены. Последний лучик надежды, за который она держалась все эти недели, погас. Она так хотела найти в этом городе Хавьера, и теперь, по иронии судьбы, стала надеяться, что он так и не достиг Бильбао. Мерседес почувствовала, что дрожит. Она замерзла, оцепенела от шока.