Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти

Пальцы смяли в плотный комок клочок бумаги с адресом родных Хавьера. Позже она без сожаления заметила его пропажу. Сейчас она действительно не знала, куда идти.

Следующие несколько часов в Бильбао Мерседес провела, стоя в очереди за хлебом. Длина этой беспорядочной очереди в несколько раз превосходила те, которые она видела в Альмерии и любом другом городе на республиканской территории. Она начиналась на одной улице и, завернув за угол, продолжалась на другой. Матери с маленькими детьми, как могли, пытались унять хныканье своих отпрысков, но, если они уже испытывали голод, когда становились в очередь, за три часа, проведенные в ней, голодные спазмы только усиливались. Терпение было на исходе, как и уверенность в том, что в конечном итоге им хоть что-то достанется.

— Вчера передо мной оставалось человек сто, — жаловалась одна женщина, стоящая перед Мерседес, — и ставни закрылись. Хлоп! Ничего.

— И как вы поступили? — спросила Мерседес.

— А ты как думаешь?

Манеры у женщины были агрессивные, речь грубая. Мерседес чувствовала, что обязана поддерживать разговор, хотя с удовольствием бы постояла молча. Ее мысли были заняты исключительно Хавьером. Она в ответ лишь пожала плечами.

— Мы ждали, а что делать? Нельзя было потерять свою очередь, поэтому мы спали на тротуаре.

Женщина была настроена продолжать беседу, несмотря на то что Мерседес никак ее не поощряла.

— И знаешь, что случилось потом? Когда мы проснулись, перед нами уже стояли другие. Заняли наши места.

При этих словах она ударила сжатым кулаком по своей раскрытой ладони. Вспоминая, как узурпировали ее место в очереди, она вновь разозлилась.

— Поэтому, понимаешь, я просто обязана получить этот хлеб. Другого выхода нет.

Мерседес не сомневалась, что эта женщина ни перед чем не остановится, чтобы накормить свою семью, а ее угрожающие манеры свидетельствовали о том, что она прибегнет даже к силе.

Этим утром Мерседес повезло. Продукты не закончились у нее перед носом, но девушка, тем не менее, понимала, что женщина невзлюбила ее только потому, что она была одна, без нахлебников. Поскольку не были введены строгие ограничения, семьи с детьми часто чувствовали себя обделенными. Эта женщина явно считала, что весь мир против нее и, хуже того, пытается обделить ее семью. Мерседес чувствовала, как та сверлила ее взглядом, когда она брала свою буханку с прилавка. Подобные вспышки ненависти даже между людьми, которые находились на одной стороне, были одним из худших последствий этой войны.

Несмотря на растущее отчаяние, Мерседес решила пока не покидать Бильбао. Она проехала много километров и чувствовала, что больше ей идти некуда. Несколько дней после того, как она увидела заброшенные руины дома дяди Хавьера, девушка надеялась, что ее любимый может быть где-то в городе. Бессмысленно было спешить, и каждый день она продолжала расспросы.

Одной из насущных нужд была крыша над головой. Вскоре у Мерседес завязалась беседа с матерью семейства, с которой она стояла в очереди за едой. Мария Санчес была настолько безутешна после утраты мужа, что только обрадовалась предложенной помощи по уходу за детьми в обмен на приют. Мерседес поселилась в одной комнате с двумя ее дочерьми, которые вскоре стали называть ее «Tía», тетя.

После сражения при Гвадалахаре Франко на время прекратил попытки захватить столицу. Он обратил свое внимание на промышленные северные районы: Страна басков упрямо продолжала оказывать ему сопротивление. Между тем Антонио и Франсиско вернулись в Мадрид, который, перестав быть целью военной кампании Франко, все же нуждался в защите.

Потянулись недели относительного бездействия, во время которых они писали письма, играли в карты, время от времени участвовали в перестрелках. Франсиско, как обычно, стремился оказаться в самой гуще событий, в то время как Антонио был более сдержан. Он постоянно испытывал голод, и не только в прямом смысле этого слова: ему не хватало новостей о том, что происходит в других частях страны. Он жадно читал свежие газеты, как только они появлялись на стендах.

В конце марта они узнали, что разбомбили беззащитный город Дуранго. Церковь обстреляли прямо во время мессы, большинство прихожан погибло, а с ними несколько монахинь и священник. Хуже того, немцы обстреляли из пулемета спасавшихся бегством мирных жителей — погибло около двухсот пятидесяти человек. Еще одно событие — разрушение древнего города басков, Герники — сильно повлияло на Антонио и Мерседес, несмотря на то что они находились в сотнях километров друг от друга, и оба вдали от родного дома.

День в конце апреля, когда по радио передали, что Гернику сровняли с землей, стал одним из самых черных дней за всю историю конфликта. Сидя на залитой весенним солнцем улице Мадрида, Антонио заметил, как дрожат его руки, он едва мог держать газеты. Ни он, ни Франсиско никогда не были в этом городе, но описание ужасных разрушений ознаменовало поворотный момент в войне.

— Посмотри на эти снимки, — воскликнул он. Ком застрял у него в горле, когда он передавал газету Франсиско. — Только посмотри…

Двое друзей смотрели на фото и не верили своим глазам. На нескольких фотографиях были запечатлены искореженные обломки зданий, тротуары покрыты телами людей и животных — был базарный день. Самым шокирующим для них стал снимок безжизненного тела ребенка, маленькой девочки. Под ним стоял текст, указывающий, где ее обнаружили, чтобы родители, если они объявятся, смогли найти ее в морге. Это был самое ужасное зрелище из всех, которые им доводилось видеть, как собственными глазами, так и в газетах.

Город постоянно атаковали, налет следовал за налетом, в основном это были немецкие и итальянские бомбардировщики, которые за несколько часов сбросили тысячи бомб и расстреляли из пулемета сотни невинных людей, пытавшихся спастись бегством. Были уничтожены все жители, в пылающих домах гибли целые семьи. Сообщалось, что едва живые жертвы, пошатываясь, пробирались к руинам сквозь дым и пыль, чтобы попытаться откопать своих родных и друзей, но их самих накрывало следующей волной бомбежки. За один вечер погибло более полутора тысяч людей.

Убийства невинных людей вызывали еще большее отвращение, чем смерть товарищей, которые гибли в равной, пусть даже несправедливой борьбе.

— Если Франко полагает, что он выиграет войну, разрушив все города, — заметил Франсиско, ненависть которого становилась все сильнее с каждым поражением республиканцев, — то он ошибается. Пока он не занял Мадрид, у него нет ничего…

Уничтожение Герники, которое так сильно повлияло на Антонио и Франсиско и на всех остальных сторонников Республики, лишь укрепило их решимость противостоять Франко.