Мери Каммингс - Стеклянные цветы

— Хорошо, мистер Берк, я сейчас этим займусь.

— …У меня в поместье пони остался…

— Конец связи.

— Классно ты это придумал — с косячком! — сообщила Амелия, когда он подошел к дивану.

— Что — меньше болит?

— Боли-ит! Только мне на эту боль насрать стало. И на все насрать. И подохну — тоже насрать. Дай еще косячок!

На ее заострившемся бледном лице повисла странная гримаса, похожая на веселую улыбку, если бы не глаза. Несчастные, жалкие, испуганные, они, казалось, кричали: «Ну сделай же что-нибудь!»

Филипп надеялся, что она не видит, что ему тоже страшно. Не просто страшно — он был в панике.

— Не дам. И хватит этих глупых разговоров, от тебя уже уши вянут!

— Робинзон-четыре, прием! — позвала диспетчер из рации. Голос у нее был совсем молодой, чуть ли не как у подростка, и Филиппу почему-то на миг представилась худенькая девушка-старшеклассница.

— Слушаю вас, центр!

— Я сейчас звонила мистеру Тренту. Но там никто не отвечает. А по другому телефону ответила секретарша, сказала, что он перезвонит часа через три.

— Я же говорю, ему насрать! И так мне и надо! — громогласно выдала Амелия новое «откровение».

— Вы объяснили, что это насчет его дочери?

— Да, я все объяснила. Герр Цолль хочет с вами поговорить.

— Мистер Берк? — перехватил микрофон Цолль.

— Да, я слушаю, — отозвался Филипп.

— Мы вызвали из соседнего района группу спасателей. Они поднимутся к вам по склону. В составе группы будет врач, он сможет оказать госпоже фон Вальрехт первую помощь. Потом они попытаются переправить ее вниз, на шоссе.

— Вы имеете в виду склон в восточной части долины?

— Да. Его внизу пересекает двадцать девятое шоссе — оттуда они и пойдут.

— Сколько времени это займет?

— Группа будет на месте часа через полтора. Сам подъем займет около двух часов — там около пяти километров, вверх, по глубокому снегу.

Филипп мгновенно прикинул: полтора часа, пока группа окажется на шоссе… подъем… Спуск — правда, вниз, но с грузом — тоже часа два, не меньше, да и не смогут спасатели сразу же обратно идти, им надо хоть немного передохнуть.

— Получается, что в больницу она попадет не раньше чем через семь часов.

— Да. К сожалению, больше ничего другого я вам предложить не могу.

— Я понял. Конец связи.

Он отошел к дивану, присел на корточки.

— Ну что — все слышала?

— Все, — мрачно подтвердила Амелия. — Жила глупо — и подохну глупо… Все один к одному, блин! — Голос ее на последнем слове сорвался, словно она еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть.

— Ну… ну чего ты, — Филипп погладил ее по лицу. — Все будет в порядке.

Она повернула голову, зажмурилась и привалилась к его ладони погорячевшей щекой. Сказала, не открывая глаз:

— Да перестань… Ты же сам понимаешь…

Наступило молчание. Оно давило со всех сторон, забиралось комком в горло, не давая нормально вдохнуть, звенело в ушах…

Семь часов — она не выдержит столько! Семь часов медленной агонии, боли и страха — и медленно дергающейся по кругу стрелки, которая будет неумолимо отстукивать свое «Ждать… ждать…»

— Филипп… — Амелия с трудом разлепила спекшиеся губы, — а ты меня будешь вспоминать… хоть иногда?

И даже не от этих слов — от ее безнадежного подрагивающего голоса что-то будто взорвалось у него внутри.

— Ну, хватит! — Он решительно встал. — Хватит с меня этих глупых разговоров! Я не позволю тебе умереть — ясно?!

— Но… — начала она.

— Я тебя хоть раз в жизни обманул?

— Нет.

— Так вот, ты не умрешь — я тебе это обещаю! — повторил Филипп и улыбнулся, как можно более уверенно, стараясь передать эту уверенность и ей. — Сейчас я помогу тебе одеться, и мы спустимся вниз, к дороге.

То, что он задумал, смахивало на самоубийство. Точнее, на убийство — ведь если от движения, от толчков и тряски у Амелии что-нибудь там, внутри, порвется, и начнется кровотечение, то получится, что он сам, своими руками отнял у нее те несколько часов, которых, возможно, хватило бы до прибытия спасателей! Но теперь отступать было уже нельзя — в несчастных, наполненных болью глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду.

— Да, сейчас мы соберемся и спустимся вниз! — еще увереннее повторил он. Нагнулся, поцеловал ее в щеку. — Выше нос! У нас все получится, вот увидишь!

— Центр, говорит Робинзон-четыре! — В который раз уже за этот бесконечный вечер… — Герр Цолль там, у вас?

— Нет, его сейчас нет. Он вернется через полчаса.

Что ж — пожалуй, оно и к лучшему, одним неприятным разговором меньше.

— Девушка, как вас зовут?

— Что? — неуверенно сказала диспетчер. — Э-э… Фредерика.

— Фредерика, мне нужна ваша помощь.

— Да… да, конечно, мистер Берк — все, что я могу…

— У вас есть там под рукой карта этой долины, где мы находимся, и близлежащих окрестностей?

— Д…да, конечно.

— Вы умеете ее читать? Или есть рядом кто-нибудь, кто умеет?

— Да нет, я умею. Я здесь уже пять лет работаю. — Она все еще не понимала, чего он от нее хочет.

— Тогда откройте ее, пожалуйста, и ответьте мне на один вопрос: если я начну спускаться по склону, то какой стороны мне следует придерживаться, чтобы попасть на двадцать девятое шоссе?

— Что?

— Предположим, я выхожу из дома, — терпеливо объяснил Филипп, — и иду к склону в восточной части долины…

— Да нет, я поняла, — перебила Фредерика, — но вы что, действительно собираетесь сами там спускаться?

— Да.

— Но… герр Цолль уже вызвал спасателей!

Внезапный шум заставил Филиппа повернуть голову. Амелия, кривясь и гримасничая, пыталась подняться; наконец с трудом села и откинулась назад, держась за живот.

— Чего ты?! — прикрыв рукой микрофон, быстро спросил он. — Фредерика, — обратился уже к диспетчеру, — спасатели начнут подниматься через полтора часа — за это время я уже успею пройти полпути, если не больше. Вы же не хотите, чтобы я промахнулся мимо шоссе, так что, пожалуйста, помогите мне, скажите, как нужно идти.

— Мне иначе тебя не видно, — обиженно сказала Амелия.

— Если вы пойдете вниз по склону, то непременно упретесь в шоссе, — наконец-то ответила девушка. — Оно огибает гору, и вы его не пропустите никак.

— Хорошо, спасибо. И еще одна просьба — вы можете сделать так, чтобы там нас ждала машина скорой помощи? А еще лучше — ездила взад-вперед, я не знаю, в какой именно точке я выйду.

— Да… это, конечно, можно, — сказала Фредерика, — но…

— Тогда у меня все. Конец связи!

До подъемника, возле которого Амелия обычно оставляла «санки», Филипп почти бежал, но, завидев впереди знакомую ажурную конструкцию, замедлил шаг. Потом и вовсе остановился.

Вокруг царила тишина. И белизна: белый снег под ногами, белый склон впереди, белые шапки на опорах подъемника. С темного неба падали крупные редкие снежинки, невесомо касаясь лица и оставляя на нем капельки влаги. Тихо, спокойно… мирно…