Анна Берсенева - Единственная женщина

— Нет, конечно, будут и другие обязанности — непосредственно в офисе. Естественно, с учетом того, что у вас нет опыта работы, — добавила она многозначительно.

— Мне очень жаль, — сказала Лиза, вставая и глядя в безмятежные глаза секретарши. — Но я не смогу работать у вас.

Девушка пожала плечами и встала вместе с Лизой.

Вот так, вот так, и больше ничего, повторяла про себя Лиза, стоя у светофора на перекрестке. Красный свет сменился зеленым уже раз пять, а она все стояла на переходе, глядя перед собой невидящими глазами.

— Девушка, что случилось? — Милиционер подошел к ней незаметно, тронул за локоть. — Есть проблемы?

— Нет-нет, все в порядке, — торопливо возразила Лиза, отшатнувшись от него. — Просто задумалась.

С этими словами она бросилась бежать через дорогу; к счастью, свет опять был зеленый.

«Больше ничего и быть не может, — думала она, бредя по другой стороне Садово-Кудринской. — Чего же еще ожидать?»

Эта мысль сверлила мозг, не давала покоя даже ночью. Лиза ворочалась в кровати, выходила на кухню — но сон не приходил, все тело было напряжено, в висках стучали острые молоточки.

«Чему ты удивляешься? — пыталась она себя убедить. — Ведь ты действительно ничего не умеешь, и опыта у тебя действительно нет. Смазливая девочка, больше ничего, и предложения соответствующие!» Но в душе она понимала, что это не так.

Чего она не умеет по сравнению с холеной секретаршей, которая сопровождает шефа в сауну по графику? Да, не знает английского — но, позанимавшись когда-то немецким на курсах секретарш, Лиза знала: тот «деловой английский», которому там учат, не слишком отличается от ее незнания. Компьютер — дело нескольких дней, она ведь умеет печатать на машинке после школьного профцентра. Тогда что же?

Еще два года назад в такой ситуации Лиза обвиняла бы себя, считала бы себя никчемной и недостойной. Но та беспричинная неуверенность в себе осталась позади. И теперь обвинять было просто некого — только судьбу, как говорила Ольга Воронцова. «Права она была: я тоже так живу», — с горечью думала Лиза.

Инга позвонила на следующий день.

— Лиза, в котором часу ты придешь? — спросила она, как будто они расстались вчера. — Учти, мне надо выйти из дома в половине пятого, но ты можешь прийти и раньше — погуляешь с Тошей.

Тон у Инги был примирительный, но совсем не извиняющийся. Лиза сцепила пальцы, сжала их так, что едва не вскрикнула от боли.

— Я приду в четыре, — ответила она.

Положив трубку, она медленно опустилась на пол тут же, у телефона, и в голос заплакала.

Осень прошла однообразно и потому незаметно. Лиза оставила всякие попытки найти другую работу и перебороть судьбу. Она старалась не думать: было ли в этом смирение с тем, что «выше головы не прыгнешь», как говорила мама, или надежда на будущее. Что в лоб, что по лбу…

Иногда самой не верилось, что ей всего двадцать два. Прежде Лиза понимала: ее нынешний возраст называется юностью, молодостью, а потом она станет взрослой, а потом… Лиза не знала, что будет потом — эти времена казались совсем далекими, — но она всегда чувствовала движение времени, с которым были связаны изменения в ее душе, в ее мире.

Теперь все переменилось: как человек с нарушениями вестибулярного аппарата не чувствует пространства, так Лиза не чувствовала собственного возраста. «Может быть, это уже старость? — думала она с испугом. — Но невозможно же, почему вдруг?..» О будущем она старалась вовсе не думать.

Работать приходилось довольно много: Инга, судя по всему, взялась за устройство своей судьбы особенно решительно. Это произошло после неожиданного приезда Широбокова.

Однажды, придя к Тошке утром — теперь она не только приглядывала за ребенком, но и занималась с ним регулярно, по расписанию, чтением, математикой и немецким, — Лиза поняла, что в доме что-то произошло. В прихожей стояли чемоданы, из гостиной доносились взволнованные голоса.

— Лиза, ты знаешь, кто приехал? — Тошка выскочил ей навстречу. — Мой папа приехал!

— Да? Очень хорошо, ты ведь обрадовался? — спросила она.

— Не знаю… — Вид у мальчика был растерянный. — Я его давно не видел… Лучше бы дядя Юра из Германии приехал!

Лиза не стала обсуждать приезд Широбокова. Не заходя в гостиную, она прошла в Тошкину комнату.

— А заниматься мы будем сегодня? — поинтересовалась она.

— Давай! — Тошка повеселел. — Я тебя давно жду, а то они там ругаются, и все!

Пока Тошка читал про себя, чтобы потом пересказать прочитанное, Лиза невольно слышала фразы, долетавшие из гостиной.

— Ты уничтожил мою жизнь! — кричала Инга. — Если бы не брак с тобой, все было бы у меня по-другому!

— Интересно, какие конкретные претензии ты можешь мне предъявить? — отвечал ей солидный бас Широбокова. — Может быть, ты считаешь, я был очень счастлив с такой женой, как ты? Да ты понятия не имеешь о том, что такое семья, я вообще не знаю, о чем ты имеешь понятие! Живешь как растение!

— Жила-была на свете одна женщина, — пересказывал Тошка. — И не было у нее детей. А ей очень хотелось иметь маленькую дочку…

— Сколько времени я содержу тебя, неизвестно чего ради? Ты живешь в моей квартире, я оплачиваю твои счета…

— В этой квартире живет твой сын, не забывай! И он имеет такое же право на квартиру, как и ты!

— Девочка была совсем маленькая, не больше дюйма, и женщина назвала ее Дюймовочкой. Лиз, а сколько это — дюйм?

— Ты просто решил меня выжить отсюда! Нашел себе кралю во Франции, да? Не рассчитывай, что я тебе создам все удобства, мне надо думать о сыне!

— Когда это ты думала о сыне? Хоть мне не рассказывай… Да, я возвращаюсь, и возвращаюсь с женой. Мы должны спокойно обсудить наши дальнейшие отношения — финансовые и имущественные, естественно.

— Как ты научился говорить, подумать только!

— А что мне делать, если ты…

Лиза тряхнула головой, чтобы не слышать назойливых голосов. Широбокова она так и не увидела: сразу после занятий одела Тошку и вышла с ним на улицу.

Они гуляли в заснеженном саду «Аквариум», и Лиза вдруг вспомнила, как встретилась здесь с Арсением, чтобы идти в театр на «Мадам Бовари». В руках у него были цветы, он был молод и прекрасен, и от одного взгляда на пленительную излучину его губ сердце у нее замирало. И потом… Потом было много счастья, но еще потом — его отрешенное лицо, аборт, пустота в груди.

Неужели все чувства завершаются пустотой? И криком, и взаимными упреками, как у супругов Широбоковых? Но в это Лиза поверить не могла: любовь была для нее той сферой человеческих отношений, в которой все иначе, чем в опостылевшей повседневности.

Только вот где она, любовь?..

Когда они с Тошкой вернулись домой, чемоданы из прихожей исчезли.