Анна Берсенева - Единственная женщина

— Проконсультировать хотел? — усмехнулась Лиза. — Ты что, уже стал частным невропатологом?

Волнение, которое не отпускало ее с той минуты, когда она услышала его голос по телефону, вдруг исчезло само собой. Лиза спокойно смотрела на него и уже не понимала даже, зачем хотела его видеть. Нет, она и прежде знала, что их отношения невозобновимы. И все-таки ей казалось, что, увидев его, она сможет восстановить утраченное душевное равновесие — как будто даже воспоминания о том счастливом времени, когда они любили друг друга, могут оказаться целительными…

— Да, удалось наконец, — ответил Арсений. — У меня теперь в Склифе только дежурства — жалко, знаешь, совсем бросать, все-таки операционная практика огромная. Верчусь, в общем.

Теперь Лиза видела, что он все-таки изменился за этот год: плечи стали как будто шире, черты лица — резче, даже излучина губ, чувственных и нежных, стала, кажется, другой… И, главное, из его взгляда исчезла та трепетность, которая когда-то сводила ее с ума, — вместо нее появилась спокойная уверенность в себе.

Лиза поняла, что не сможет объяснить, зачем хотела его увидеть.

— Все прошло, Лиза? — вдруг спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо. — Все прошло у тебя?

Что-то встрепенулось в ней при этих словах — о чем он спрашивает, во что вглядывается в ее глазах?

— Ты о чем? — спросила она.

— Ну, все-таки ты так переживала тогда, после аборта, — спокойно объяснил он. — Конечно, и мне нервы потрепала порядком, но тебя было очень жаль.

Она не ожидала, что он скажет об этом так просто и даже равнодушно, как будто речь шла о чем-то, что произошло не с ними. Болезненное, тяжелое разочарование постепенно охватывало ее — хотя она ведь и не знала, каким его найдет, почему бы ему не быть именно таким?..

— А у тебя как дела? — спросила она. — Женился, кажется?

— Да, почти, — ответил Арсений. — Не расписаны, но живем вместе.

Наверное, он ожидал, что Лиза будет расспрашивать о его жене — но ей не было до этого никакого дела. Она вглядывалась в его лицо, пытаясь найти, сквозь эту безмятежную уверенность, хотя бы следы того, что она любила когда-то, — и не находила. «Может быть, это я сама утратила чуткость? — думала она. — А вообще-то какая разница, отчего мы стали совершенно чужими?»

Она боялась признаться себе в том, как надеялась, что ошиблась тогда, сказав ему: «Я тебя разлюбила». Может быть, просто были расстроены нервы, вот и сказала? Но сейчас, слушая его, видя его перед собой, она понимала: ошибки не было. И надежды теперь нет — она остается наедине с этой пустотой, она одна в этом непонятном мире, и ей некуда идти, когда она выйдет на улицу…

Арсений взглянул на часы.

— Извини, я тебя задерживаю. — Лиза встала. — Действительно, довольно глупо было тебя беспокоить без дела… Не обижайся!

— Да я не обижаюсь, — улыбнулся Арсений, и лицо его на мгновение осветилось прежним светом — светом молодости. — Ты ведь всегда такая была…

— Какая? — быстро спросила Лиза.

— Чувствительная, — ответил он. — Нелегко с тобой было в эмоциональном отношении, что и говорить. Хотя, конечно, в постели тебе не было равных — вот где чувствительность на пользу!..

— Что ж, прощай, — сказала она. — Рада была тебя повидать.

На прощание он задержал ее руку в своей, но Лиза отняла руку — может быть, он не прочь прямо сейчас повторить с ней постельные восторги, ей-то что до этого? Выйдя из кабинета, она сразу пошла по коридору к выходу; Арсений еще запирал дверь, потом пошел в другую сторону — к ординаторской.

Коридор показался Лизе бесконечным; она ничего не видела перед собой. «Он прав, — думала она, поскальзываясь на свежевымытом линолеуме. — Это цинично, конечно, — то, что он сказал, — но что обижаться на циничность, если это правда? Кому нужно все это — то, что он называет чувствительностью? Даже и в постели, наверное, прекрасно можно обойтись без этого — поднабраться только опыта…»

Она чувствовала, как все словно оледенело в ней. «Что-то я долго иду, — подумала она машинально. — Наверное, выход прошла».

Наконец кончились палаты, и Лиза увидела справа дверь без номера.

— Вы куда, девушка? — вдруг услышала она, уже открыв эту дверь.

Лиза тут же поняла, что ошиблась — попала в палату. Она увидела широкую склифовскую кровать, окруженную капельницами и приборами; кто-то лежал на кровати, накрытый по пояс одеялом; женщина сидела рядом на стуле, держа на коленях книгу.

— Извините, — сказала Лиза. — Я думала, это уже выход…

Человек, окликнувший ее у двери, тут же взял ее за руку.

— Выход дальше, — сказал он. — Здесь больной, разве непонятно? Давайте-ка я вас провожу.

Лиза посмотрела на своего неожиданного провожатого. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина на вид лет сорока. Волосы у него были совсем светлые, как будто выгоревшие, но даже на этом фоне сразу бросалась в глаза широкая седая прядь; черты лица крупные, точно вырубленные, светлые глаза внимательно прищурены. Лизе не очень нравилась внешность такого типа — грубоватая, хотя и мужественная. А сейчас ей и вовсе было не до того.

— Спасибо, я найду, — сказала она. — Извините, что помешала.

Она уже подошла к выходу на лестницу, когда вдруг услышала женский голос.

— Девушка, девушка, постойте!

Из палаты, в которую Лиза только что вошла по ошибке, выглянула та самая женщина, что сидела у постели больного.

— Девушка, можно вас на минуточку? — позвала она.

— Ты чего, Юля? — Лизин провожатый обернулся к женщине.

— Пусть она зайдет, Сережа, — потребовала та.

Лиза вернулась обратно к двери, женщина тут же схватила ее за руку и втащила в палату.

— Девушка, вы здесь работаете? — торопливо спросила она.

Несмотря на погруженность в свои мысли, Лиза едва не ахнула — перед ней стояла настоящая красавица! Высокая, длинноногая, такая стройная, что даже не верилось — неужели обыкновенная женщина, которая запросто останавливает тебя чуть ли не на улице, может быть так изумительно сложена? У нее были светло-каштановые волосы с рыжинкой, небрежно сколотые на затылке, с выбивающимися отовсюду прядями и завитками. Но Лизу трудно было обмануть этим мнимым беспорядком в прическе: она прекрасно помнила, что говорил когда-то Неретинский, хозяин салона «Царица Мэб», о продуманной небрежности!

И лицо у красавицы было такое ухоженное, и большие золотисто-карие глаза подведены так умело, что это было почти незаметно, и пахло от нее нежным «Пуазоном» — Лиза знала эти духи еще с Германии, Пауль однажды подарил ей флакончик, а здесь они появились сравнительно недавно. Не бывает всего этого, если женщина не думает о своей внешности!

Она была в короткой юбке, открывающей ее восхитительные ноги в золотистых чулках; длинный темно-сиреневый свитер мягко обрисовывал бедра.