Фаина Раевская - Подсадной кролик

— А я почем знаю? Он пришел, до-о-ол-го звонил, потом стучать начал, громко очень. Я сделал вид, что он меня разбудил грохотом своим. Ну и сказал ему пару слов: мол, уехала Женька еще вчера, отдыхать поехала. Нормально так сказал, спокойно... Он послал меня по известному адресу... Потом я его, слово за слово... Ну и вот результат, как говорят, на лице... А жилище он твое конкретно разгромил. Ох и лютовал, чисто медведь! В общем, Жень, придется тебе ремонт делать: все, что бьется, разбито, что ломается — сломано. Я квартирку-то твою закрыл, хотя можно было и не делать этого, потому как чего там можно взять теперь, и сюда скорей. Прихожу — тебя нет. Я сразу в морг позвонил: вдруг ты уже там? А тут ты трезвонишь. Живая, слава богу.

Кто сказал, что я живая? Да отсохнет его язык! Впрочем, не надо, Ромке и так досталось. Описание событий, произошедших у меня в квартире, сильно меня взволновало, настолько сильно, что я минут пять даже молчала. Хотела уже разрыдаться, да вовремя вспомнила про Розалию: ей, бедняжке, хуже, жилье-то есть, а вот жить уже не придется. Нет, народ у нас все-таки мудрый, правильно говорит: если тебе плохо, подумай — кому-то еще хуже. Теперь совершенно понятно: этим господам от меня не уйти. Я несколько раз глубоко вдохнула, посчитала до пятнадцати (до десяти — слишком мало для меня) и обратилась к Ромке:

— Ну, защитничек, что дальше делать будем?

— Ты, Жень, напрасно обзываешься. Ведь если по совести, Жень, я мог бы спокойно дома сидеть, омлет кушать и знать не знать вовсе о твоих хомяках, орангутангах и муллах! А теперь вот расхлебывай, — он потрогал синяки под глазами и добавил:

— Если ты и после такого за меня замуж не выйдешь, то и не знаю, что надо для тебя совершить. Да, совсем забыл, а есть у нас что-нибудь перекусить?

Едва раздались слова о еде, мой котик, обитавший до этого неизвестно где, заявил о себе громким басовитым мяуканьем.

«Вас легче убить, чем прокормить», — подумала я, а вслух сказала:

— Давай разберемся с сумочкой твоей подружки, а потом уж будешь набивать брюхо ненасытное.

Мы дрожащими руками открыли сумку Розалии. Обычный дамский набор: помада, пудреница, флакончик духов «Гуччи Раш», кошелек, презервативы, мобильник, носовой платок, ключи от дома и ключ еще от чего-то, завалившийся за подкладку.

— На что похоже? — спросила я Ромку.

— На ключи от камеры хранения, — ответил ученик Пинкертона.

— Точно, молодец. Еще бы узнать, какую дверцу открывает этот ключик, — размечталась я.

— Узнаем когда-нибудь! — Мне бы Ромкин оптимизм. — Жень, давай поедим?

— Давай, — легко согласилась я, — ты иди приготовь чего-нибудь, а я в ванную.

Не дав возможности Алексееву возразить, метнулась в ванную и включила воду. Грохнув туда все, что пенится, я погрузилась в это чудо и блаженно закрыла глаза. Но моя мыслительная деятельность не прекращалась ни на минуту.

«Есть ли у меня шанс раскрыть Славкино убийство и при этом остаться в живых? Наверное, есть, но пока это не шанс, а ма-а-люсенький такой шансик. Жить, конечно, придется пока здесь. Дома погром, да и небезопасно. Вдруг ребятки поставили там сторожа? Ромку тоже придется оставить — он уже засветился перед Хомяком. Да и пригодится он мне. Сегодня вечером Мулла встречается с Никитой. Мне там появляться не с руки. Мишка... не подходит — он работает и не сможет оставить свой пост. Хотя можно попробовать и Мишку. Вот если бы у меня были «жучки»...

Меня выбросило из ванной:

«Идея!»

— Ромка! — я мгновенно очутилась на кухне, где Ромашка готовил очередной омлет. — Ты мент или не мент? Отвечай немедленно!

Ромка открывал рот, но слова оттуда не вылетали.

— Чего ты там шепелявишь? Говори внятно, — призвала я помощничка к действию.

Тот не внял призыву и продолжал открывать рот, как рыба, попавшая на сковородку.

Я стала замерзать и только тут поняла причину партизанского молчания Алексеева. Дело в том, что вылетела я из ванной, одетая лишь в пену. Роман, конечно, увидев такую красоту, лишился дара речи. Даже кот замер, созерцая очертания прекрасного женского тела.

— Мне нужны «жучки», которые крепятся куда-нибудь для прослушивания. Ты должен их достать, — заявила невозмутимая Афродита и, роняя клочья пены, гордо удалилась в море, то есть в ванную.

Из кухни раздался грохот, вопли Моси и крики Ромки: он попытался, видимо, спасти подгоревший омлет и схватился рукой за сковородку, забыв, что она горячая. Бедняга! Теперь сомнений не оставалось: «жучки» будут. Я минут пять еще повалялась в водичке и решила вылезать. Тем более что с кухни стали проникать умопомрачительные запахи и невнятное бормотание шеф-повара. Протянув руку за полотенцем, я не удержала равновесия и растянулась на кафельном полу, крепко приложившись затылком к стене. Что-то звякнуло.

«Моя голова разбилась», — решила я. Но голова оказалась цела, если не считать здоровой шишки, моментально образовавшейся на затылке. А вот стена... Две плитки отлетели, за ними обнаружилась небольшая ниша. Естественно, я просунула туда руку и нащупала какой-то сверток.

— Ро-Рома... — позвала я осипшим голосом.

Ромашка нарисовался на пороге ванной. На этот раз он удивлялся еще больше: я все в том же костюме Афродиты расселась на полу, сжимая в руках пачки денег. Много-много зелененьких бумажек с портретами разных дядечек.

— Эт-то отк-куд-да? — прошептал совершенно обалдевший сосед.

— Из д-дырки, — тоже шепотом ответила я и указала на проем в стене.

Монморанси важно протопал в ванную и презрительно обнюхал зеленых президентов.

— Класс, Женька! Ты почаще падай, может, еще чего найдешь, — Роман восторженно переводил взгляд с меня на доллары и обратно. На мне, если честно, взгляд его задерживался дольше.

— Брысь отсюда! Оба! — рявкнула я, и друзья испарились.

Вскоре, облаченная в любимый шелковый халат, стоивший мне всей зарплаты, я сидела на кресле в будуаре, по-прежнему сжимая в руках конвертируемую валюту. Ромка развил вокруг меня сумасшедшую активность: прикатил на сервировочном столике кофе со сливками, омлет (боже, я скоро кудахтать начну и яйца высиживать), вазу с фруктами и бутерброды с ветчиной.

Весело сверкая фингалом, он суетился, время от времени поглядывая на зажатые в руках бумажки.

— Ты поешь, Жень, а то вон какая худенькая! Я видел, как ребрышки-то выпирают. Ну, чисто освенцимский крепыш! А я вот и кофеечку твоего любимого соорудил, омлетик вот... бутербродики. Поешь, поешь, а мы с котиком пока денежки пересчитаем, — Роман взял деньги и уселся напротив. Пока я, давясь, поглощала пищу, Ромка, шевеля губами, тасовал бумажки. Совсем как Паниковский, деливший отнятые у подпольного миллионера Корейко деньги.

— Сорок три тысячи американских долларов! — приоткрыл от удивления заплывший глаз последователь Паниковского.