Кэтрин Стоун - Блеск жемчуга

- Какие трудности, Джулиана?

- У нее глаза такие же зеленые, как у тебя, Гарретт, а кожа белоснежная. Она была очень красива, но одноклассники травили ее за то, что она не похожа на них, за то, что она лишь наполовину китаянка. Я должна, должна была знать, как не любят метисов! Когда я жила в Абердине, меня учили ненавидеть всех гуйло. Мне говорили даже, что нужно презирать и тех китайцев, что по глупости смешали свою кровь с кровью иностранцев. Но я забыла эти уроки ненависти. Я влюбилась в тебя, и Мейлин была нашей дочерью, так что я думала только о любви, а не о нетерпимости.

- Таким должен когда нибудь стать весь мир, - ответил ей Гарретт, у которого саднило сердце; редкая красота его дочери стала для нее не доказательством того, что она и в самом деле Дочь Великой Любви, а источником позора. - Расскажи мне, что случилось, когда ей исполнилось тринадцать.

Джулиана глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, но только обожгла горло ледяным воздухом.

- В «Форчун» напечатали статью о тебе. Я сказала ей, что ты был англичанином и погиб еще до того, как она родилась, но что ты любил бы ее всем сердцем. Но я еще сказала ей, как тебя звали, потому что так она лучше чувствовала, что ты был реальным человеком. И кто бы мог поверить, это было просто нереально, чтобы маленькая девочка в Гонконге…

- Что ты такое говоришь, Джулиана?! Мейлин знает, что я жив? Она знала об этом с тринадцати лет, и все это время ненавидит меня?

- Она ненавидит нас обоих. Я рассказала ей правду о нас, о наших несчастьях и страхах, но она не поверила, что мы в самом деле любили друг друга. Она была слишком молода, слишком страдала, у нее было столько душевных ран… Она просто не поняла.

- Я тоже не понимаю тебя, Джулиана. - Теперь его голос был холоден, как ветер, в нем не осталось ни капли тепла, наоборот, он предвещал шторм. - Ты должна была сказать мне. Я должен был приехать в Гонконг, я должен был знать, что моя дочь знает, что я жив.

- Я испугалась!

- Из за возможной мести рассерженного дракона?

- Да. - Джулиана оказалась лицом к лицу с этим разъяренным драконом и более всего опасалась его гнева. Гарретт мог причинить ей боль только одним способом - пробудив сладостные воспоминания об их страстной любви, и он именно так и поступил. Во мраке, царящем внутри ее души, начал разгораться крохотный язычок пламени, храбро, хотя и тщетно, пытавшийся противостоять буре в его глазах. Она знала, что скоро этот золотистый огонек погаснет; Джулиана Гуань приготовилась наблюдать за собственной смертью, как много лет назад «Спокойное море» наблюдала за смертью своих близких в бушующем море.

- Я боялась, Гарретт. Я в самом деле боялась. Но он не расслышал страха в ее голосе - он был слишком занят своими эмоциями, своими воспоминаниями, вращающимися подобно картинкам в калейдоскопе, - образ за образом, чувство за чувством, печаль за печалью…

- Если Мейлин знает, что я - ее отец, она знает и то, что Алисон - ее сестра.

- Да. Но она никогда не скажет об этом Алисон. Мейлин не такая жестокая… разве что по отношению к себе.

Летя в Гонконг, Гарретт строил разные планы, лелеял мечты. Конечно, он хотел познакомиться с одаренной архитекторшой, подругой Алисон. Уже это было бы исполнением одной мечты. Но сердце мечтало о большем: что найдется способ раскрыть правду, не причиняя слишком сильной боли.

А теперь оказывается, что Мейлин уже знает правду и уже пятнадцать лет эта боль терзает ее.

- Я должен встретиться с ней. - Его голос стал хриплым от волнения. - Я должен увидеть свою дочь, не верящую в то, что я люблю ее.

- И ты можешь сказать ей, что я во всем виновата, Гарретт! Я должна была сказать тебе. Это моя вина.

Только сейчас Гарретт расслышал в голосе Джулианы боль и муку. Он пристально посмотрел в ее глаза, на искаженное болью лицо - и понял, насколько он был жесток. Гарретт резко придвинулся к ней; но она только отшатнулась от него.

Боже! его любимая, боявшаяся драконов и судьбы, теперь сильнее всего боялась его самого!

- Джулиана, - прошептал он. - Я люблю тебя.

- Ты меня любишь? - повторила она. - Как это может быть?

- Может, - тихо ответил он. - Любил, люблю и буду любить.

В его глазах была любовь… и золотистые огоньки в ее глазах начали разгораться, исчезло выражение недоверия… осталась только любовь.

- Гарретт, я тоже люблю тебя.

- Джулиана, любовь моя, можно мне тогда прикоснуться к тебе? Ну пожалуйста! Неужели я не могу обнять тебя?

Они долго стояли обнявшись, почти не дыша, ошеломленные; любовь снова околдовала их.

Не разжимая объятий, они продолжали разговор.

- Конечно, я был зол, Джулиана, но не на тебя, а на себя самого. Я должен был сам позвонить тебе. За эти двадцать восемь лет я мог в любой момент поднять трубку и позвонить.

- Но ведь ты обещал, что никогда не сделаешь этого!

- И все же я мог, - серьезно возразил он. - Я должен был позвонить. Но настало время, чтобы все узнали правду. Я хочу, чтобы обе мои дочери узнали все. И сначала я хочу познакомиться с Мейлин, поговорить с ней и объяснить все. Я должен сделать это один, или мы пойдем к ней вместе?

И тогда, покоясь в укромном убежище его рук, Джулиана рассказала ему о своей ссоре с Мейлин и о своей надежде на то, что Мейлин вернулась в Гонконг прежде всего для того, чтобы помириться с ней, о том, что она приняла решение ждать, пока Мейлин не сделает первый шаг к этому примирению.

- Но прошлой ночью я нарушила этот запрет. Она, правда, еще ничего не знает, я не смогла связаться с ней. Но я попытаюсь. Я знаю, как она расстраивается из за этой истории с «Нефритовым дворцом».

- Что еще за история?

Гарретт еще не знал, что случилось с отелем, хотя о скандале кричали заголовки на первых страницах всех сегодняшних газет. Он был слишком погружен в свои воспоминания и мечты.

Когда Джулиана рассказала ему об обвинении в фальсификации строительных материалов при возведении Дворца, Гарретт сказал:

- Я знаю Сэма Каултера, он никогда не будет заниматься таким грязным делом.

- Я не знаю Сэма, но я не меньше доверяю Джеймсу Дрейку и Тайлеру Вону. И тем не менее, до решения комиссии все работы остановлены, и отель может не открыться.

- Так, может быть, Алисон уже улетела в Даллас?!

- Нет. Вообще говоря, Гарретт, сегодня утром она зашла в мой бутик и сделала весьма неординарный заказ. Она заказала мне свадебное платье.

- Свадебное платье?! Она выходит замуж за… Джеймса? - Джулиана кивнула, и на лице Гарретта появилась счастливая улыбка. - Алисон говорила о нем все лето, и при этом чувствовалось, что она в него влюблена. Хотя последние два месяца она была очень печальна.

- Да, но теперь она снова весела, - успокоила его Джулиана. - И радостно добавила: - Я просто уверена, она догадалась о том, что Мейлин - моя дочь. Когда Алисон заходит ко мне, то всегда начинает рассказывать про Мейлин. И сегодня… Мне кажется, главной целью ее визита было сказать мне, что она собирается просить Мейлин быть ее свидетельницей, - специально для того, наверное, чтобы я не беспокоилась, что Мейлин вернется в Англию.