Пенни Самнер - Дерево ангелов

Нина вынула фотокарточку их матери в массивной серебряной рамке из письменного стола Николя и поставила ее на камин в детской. «Не забывайте ее, — говорила Нина тихими вечерами, между чаем и ужином. — Ваша мама очень вас любила и никогда не хотела вас покинуть».

Николь рассказал ей, что когда Зинаида лежала при смерти, пришел священник.

— Она была в агонии, рак пожирал ее изнутри, а священник призывал ее возрадоваться своим мукам, ибо Христос тоже страдал. Бог, мол, избрал ее нести крест и тем самым выказать свою веру, и она должна быть благодарна за это. К тому времени она уже так ослабела, что не могла держать на руках малышку, но несмотря на это она нашла в себе силы, чтобы приподняться и плюнуть священнику в лицо.

Как-то раз, расчесывая девочкам спутавшиеся волосы, Нина увещевала их:

— Ваша мама была очень храброй женщиной.

Лиззи подняла руки, как пухленькая балерина, а Вера, младшая, топнула ножкой:

— Мы не знаем, кто эта тетя! Наша мама — ты. Ты наша маман.

Их любовь разрывала ей сердце.

Летели годы. У девочек сменялись гувернантки-англичанки, фирма Николя процветала. В курортный сезон они иногда снимали дом в Каннах и устраивали роскошные приемы для деловых партнеров Николя и их жен. Кроме того, у них был каменный коттедж в Пиренеях.

В конце концов Николь почувствовал приближение новой войны. «Гляди, как у меня дрожат руки! — шутил он. — Они-то знают». Он вел много дел с немцами, и уже в то время ходили жуткие слухи. «Они разобьют нас, — предчувствовал Николь. — Теперь все будет хуже, чем в прошлый раз».

И вот в тридцать втором году они продали все и решили перебраться в Англию.

— Мы могли бы поселиться в Лондоне, — сказал Николь. — Ты уверена, что хочешь вернуться в Брайтон?

— Да, — ответила Нина. В душе ее не угасала надежда, что когда Кирилл вырастет, он приедет, чтобы разыскать ее.

В Брайтоне они поселились в большом доме с обширным садом, и у них стала работать Виолетта Проктор. А руки у Николя не переставали дрожать. «Вся Европа будет объята пламенем», — пророчил он.

Чарльз, работавший теперь в лондонском банке, дал им почитать «Коричневую книгу о поджоге рейхстага и гитлеровском терроре». Нина читала ее по вечерам, когда Николь ложился спать. Она комкала носовой платок и так сжимала кулаки, что ногти вонзались в ладони. Что-то ужасное зрело в сердце Европы, там нарождалось какое-то кровожадное чудовище. Нина не хотела давать книгу Николю, но он вытребовал ее и проглотил за день.

— Что же нам делать? — спросила Нина. — Как защитить девочек?

Николь сидел, обхватив голову руками.

— Мы должны сражаться, — ответил он.

Он вступил в лейбористскую партию, а также, по настоянию Фрэнка и Мэгги, в Фабианское общество. «Мы все теперь социалисты, — шутил он за завтраком. — Даже те, кто предпочел бы быть анархистом».

Нина тем временем не оставляла попыток разыскать Кирилла. Она обивала пороги церковных иерархов и часами просиживала на жестких деревянных стульях, ожидая, когда ее примут. Никто не помог ей. Они с Николем ездили и в Челтнем, поспрашивать соседей Анны — мало ли им что-нибудь известно, но Трулавов помнил только один старик, и он понятия не имел, где сейчас Анна.

Итак, Нина ничего не знала вплоть до июля тридцать третьего года. В начале месяца, за неделю до Вериного одиннадцатого дня рождения, когда Николь был на фабианской конференции в Лондоне, они с Верой приехали туда, чтобы встретиться с ним за обедом и присмотреть Вере праздничное платье.

Они купили тюлевое платье на подкладке, синее с белым, а потом, когда шли по Оксфорд-стрит, Вера зашла к модистке за шляпными булавками. Тогда-то Нина и увидела Джанет Уайт, и та сообщила ей о смерти Кирилла. А Анна в свою очередь сказала Кириллу, что Нина умерла, чтобы он никогда не искал ее. Кто мог предположить, что Анна способна на такую ненависть?..

Поднявшись по лестнице в мансарду, Нина оперлась о трость и перевела дух. На нее смотрели рисунки Джулии. Нина выросла, глядя на экзотический сад, нарисованный на стене усадьбы, и вот теперь дом, в котором ей суждено было провести остаток дней, будто оживал, наполняясь картинами ее внучки. Джулия была прекрасным художником. Она говорила, что работает медленно, но ее картины хорошо продаются. Когда она говорила о своей работе, в ее голосе слышались целеустремленность и честолюбие, у нее было столько замыслов и надежд. Она была так похожа на Гарри.

Отдышавшись, Нина посмотрела на один набросок. Она была потрясена, впервые увидев его два дня назад, и теперь ее снова охватил трепет при взгляде на этих двух женщин — молодую и старую. Молодая подхватывала в объятия старую, которая будто упала с неба — синие одежды трепещут, волосы взвиваются, точно языки пламени. Почувствовав, что у нее начинает кружиться голова, Нина перевела взгляд на следующую картину — изможденное мужское лицо с безумным взором. На заднем плане была разлита яркая синева, и казалось, что этот человек тоже падает.

— Привет! — сказала Джулия, не поднимая глаз.

Она работала, склонившись над старым кухонным столом, который пылился здесь годами. Работа, по ее словам, шла здесь лучше, чем до того в Лондоне. Когда было решено, что она останется, Роберт отвез ее в Лондон, чтобы она забрала свои вещи.

Опустившись в старое кресло, Нина снова принялась рассматривать картину с падающим человеком. Он был похож на Христа. Не так давно они с Робертом пошли на прогулку в парк — покормить уток, как много лет назад, когда Роберт был маленьким. Роберт был у Веры единственным ребенком. У него самого детей не было, зато каждое Рождество на каминной полке в его квартире скапливались поздравительные открытки от детей, которым он помог — он был педиатром.

Когда они подошли к пруду, Роберт открыл пластиковый пакет и побросал хлебные корки в воду. А потом ни с того ни с сего спросил Нину, верит ли она в Бога. И когда она ответила, что не верит, заметил:

— Однако ты веришь в ангелов.

— Я видела ангела. Но я уже старуха и за всю свою жизнь ни разу не видела Бога.

Роберт задумчиво глядел перед собой.

— Как врач я знаю, что Бога нет — по крайней мере, такого Бога, который бы воздействовал на каждого человека лично, определял, кому сколько страдать. Здесь правит случай, удача.

Случай… Удача. Нина отвела взгляд от портрета Христа и посмотрела на внучку.

— Я подумала, что ты — Руби, — сказала она. — В то, первое, утро.

Джулия, конечно, уже знала это, но внучка все еще оставалась для Нины незнакомкой.

— Да. Могу себе представить, как ты была потрясена.

— Гарри сказал, что она была скрипачкой. А его мать — пианисткой. Его родители держали музыкальный магазин.