Алиса Ростовцева - Даже не думай! (СИ)

Я зажмурилась, когда собственное сознание озарилось вспышкой неоновых букв «you are beautiful». Если бы не поток автомобилей, который окружал нас со всех сторон и медленно двигался вверх по проспекту, я бы бросилась прочь из машины. Лишь бы оказаться подальше от Тима.

Я вдруг поняла, что вот такой Тимур — настоящий. И его искренняя улыбка без примеси ненависти, сарказма или похоти — вот она. И против нее у меня никогда не было и не будет защиты. Кто-нибудь, скажите, мне повезло, что так… воздушно… он улыбается для другой?

— Доброе утро, любимая, — я бы заткнула уши, если бы обращение Тимура к своей собеседнице не привело меня в состояние шока. Я боялась пошевелиться, чтобы Керимов, не дай Бог, не вспомнил о моем присутствии в своей машине. Или что бы меня не убил, когда вспомнит…

— Да, Ян, все в порядке. Еду на пары. Ты давно проснулась? …

— Так ты одна?! …

— Когда он уехал? …

— Надолго? …

— Ну, наконец-то! Так ты свободна? …

Я слышала подобный треп в исполнение Никита и Флейма уже много раз. Их сменяющиеся едва ли не каждую неделю подружки часто звонили именно в тот момент, когда друзья проводили время со мной.

Счастливиц называли «кисками», «зайками», «лапами», «малышами» или «малышками», «пусечками», «котятами» и «тигрицами». Редкие исключения слышали от парней — «дорогая». Дважды Ник влюблялся до беспамятства и уверял нас с Флеймом, что это навсегда. Обеих своих пассий в период этих сезонных обострений он с придыханием в голосе называл «хорошая моя».

Но «любимая»… любимая это сильно.

Для мужчины назвать девушку именно так, без позерства и пустой рисовки, это равносильно едва ли не предложению выйти замуж.

Все серьезно! Без шуток. Любовь-морковь. Эм… Я должна радоваться за Тимура?

Почему-то раньше, даже когда Ник вдохновенно рассказывал, как глубоко и навеки он влюбился в Катю-Марину, даже тогда мне не было настолько больно.

Слова же Тимура рождали в моем и без того зацикленном именно на нем мозгу самые жуткие мысли. Даже недоступный Никита был куда ближе ко мне, чем Керимов. Просто потому что, веди я себя по-другому, или встреться с ним при других обстоятельствах, где Ник не приучил бы себя видеть во мне друга, и мы с ним… попробовали бы что-нибудь замутить. Это ясно, как дважды два.

Но с Тимуром все совершенно не так. У меня никогда не было шансов. По слогам. Ни-ког-да.

И сейчас это тоже стало для меня очевидным.

Дело не в том, что его поведение меня бесит. Не правда. Или правда отчасти. Все куда хуже, пора признаться в этом себе. Все мои придирки и попытки устроить скандал — это единственный способ получить от Тимура толику его… света? Сделать что угодно, но быть рядом. Даже в качестве его персонального врага для оттачивания едких шуток.

Сколько раз Марр говорила, что я больна? Раз двести?

— Я смогу только часа через три. Пока доберусь по Мкаду. Будешь ждать? …

— Договорились. Я решу все дела и выезжаю. Не скучай. Люблю тебя. …

— Эй, с тобой все в порядке?

Голос Тимура почти не изменился. И пока парень не потряс меня за плечо, я не сразу поняла, что он обращается именно ко мне. Оказалось, что он уже положил трубку.

— Что с тобой? Что случилось?

— Ничего. Просто тошнит, — я соврала. Уставший мозг отказывался предлагать варианты ответов.

Керимов чертыхнулся, резко вывернул руль и через несколько мгновений мы припарковались у какой-то остановки.

Я ждала только этого, чтобы выбраться из машины. Несколько глотков свежего воздуха, и все будет в порядке. Но Тимур, конечно, думал иначе. Я напугала его своим «тошнит».

— Что-нибудь болит? Голова кружится?

— Нет, нет… Все нормально уже. Мне лучше.

Я вскинула голову, улыбнулась.

— Правда лучше.

— Ты что-нибудь ела утром?

— Забей. Меня, наверное, укачало.

— Не фиг пить кофе на пустой желудок.

Керимов пытался проявить элементарную заботу. Но выглядел при этом мрачнее тучи. Уже дважды за эти несколько минут нашего короткого разговора, он покосился на часы.

— Я позавтракаю в универе. Не страшно.

— Да… зайди сразу в буфет. Ну что, тогда едем?

Я вернулась в машину, уняв дрожь в пальцах.

В конце концов, я же пережила новость о том, что Деда Мороз не существует. Если представить Керимова Дедом Морозом, может быть, легче заставить себя не переживать о том, что его нет? Для меня?

— Ксюш… я… — Керимов замялся, начав говорить со мной только через пару минут. До этого он был погружен в свои мысли, и вся та же ясная улыбка озаряла его лицо. — Ты можешь меня прикрыть?

— Что?

— Я… мне надо уехать на несколько дней. Меня ждут в другом месте.

Я в изумлении уставилась на Тима.

— Ты…

— Я уезжаю в Москву. И я хочу, чтобы… нет, стой. Я прошу, пожалуйста, Ксюш, прикрой меня.

— Прикры… Как ты себе это представляешь?

— Моя мать может тебе позвонить. Спросить что-нибудь обо мне.

— И? И что мне нужно ответить?

Тимур помолчал, отвлекаясь на перестроение из ряда в ряд. А после выдохнул, будто перед прыжком в воду.

— Ты сможешь сказать, что… Что я с тобой?

Слова для ответа нашлись далеко не сразу.

— Что значит «со мной»?

— Ты можешь сказать, что я живу у тебя?

Несколько минут назад я думала, что мне плохо? О, нет… Сейчас становилось куда хуже.

— То есть ты…

— То есть мы решили пожить немного вместе. Я могу просить тебя об этом?

Он говорил что-то еще. Объяснял, что именно отвечать матери, чтобы она не приставала с расспросами. Главное, заставить ее поверить. А остальное Тимур обещал взять на себя.

Просто соврать? Солгать Марии Керимовой о том, что ее сын ненадолго переехал ко мне?

Нет, это решение вовсе не было легким.

Но через несколько дней, рассказывая о нем Марине, я знала, что поступаю верно. У меня нет сил сделать Тимура счастливым, но ведь…

Я могу немного ему помочь?

Никитина после этих слова вновь назвала меня дурой.

Оставшиеся до выходных три дня пролетели буднично и серо.

В среду Керимов высадил меня у крыльца универа, искренне поблагодарил и, не дожидаясь, пока я отойду от машины подальше, резво стартовал с места. С тех пор от него не было никаких вестей.

Весь четверг я маялась ожиданием, вздрагивая от каждого звонка. И думала, что вот-вот со мной захочет пообщаться мать Тимура. Но время плавно добралось к полуночи, а Мария так и не позвонила мне. Телефон молчал.

Я обрадовалась этому факту. Какая разница, что наговорил матери Керимов? Мне не придется врать, и это существенный плюс. А все остальное — неважно. Неважно, даже если просьба Тимура — всего лишь попытка приготовить для себя запасной вариант…

В пятницу я снова заглянула к врачу, выслушала оптимистичные прогнозы и забрала рецепты. По заверениям Елены я шла на поправку.