Инесса Клюшина - Работа над ошибками (СИ)

Пьем вино и смотрим на огонь. «Все слова уже сказаны, все песни допеты».

— Вероника… Разговор есть.

— М-м-м, — не отрываю взгляд от огня.

Рука Стаса прикасается к моей спине. Он не торопится говорить: гладит меня, словно кошку, заправляет за ухо выбившуюся из хвоста прядь, проводит подушечками пальцев по щеке…

— Бросай своего мормона, Вероничка. Нам с тобой он не нужен, правда?

— Нам? — поворачиваюсь к Стасу, не веря своим ушам.

— Да. Если мы будем продолжать встречаться и дальше, мормон явно лишний. Или лишний я… — в голосе Стаса слышу хорошо скрываемое волнение. Скорее не его звук, а только отзвук, но оно намекает мне на многое.

— Я ничего гарантировать не могу, но…черт! Вероника, сама все понимаешь. Никто не знает, что случится завтра, но я бы хотел, чтобы… короче, чтобы мы были вдвоем. Без третьего лишнего.

— Да я уже… Да, Стас. Ты прав. Я перестаю встречаться с Робертом. Обещаю, — прямо и открыто смотрю на Стаса, лицо которого напряженное и замкнутое. Стаса действительно волнует мой ответ. И когда черты его лица перестают казаться резкими, когда перестают ходить желваки на скулах и разжимаются поджатые в тонкую линию губы, понимаю: я ему нужна. Я небезразлична настолько, что великий гордец меня просит. Просит!

Удерживаюсь от выражения любых эмоций, хотя сердце так и выпрыгивает из груди. Неужели Стас сказал такое? Я теперь в сказке. Не полностью романтичной, местами жестковатой, как и сам Стас, но тем не менее.

И если сейчас проявлю бурную радость, то вспугну его, покажусь совсем ребенком…

— Я с тобой, Стас. Решено, — говорю я, стараясь казаться счастливой, но немного отстраненной. Мы же не о любви сейчас, и не о браке, и ни о чем очень серьезном. Потому держаться надо соответствующе.

Считаю, это у меня выходит неплохо — привет школе, Розе Андреевне и Нине Петровне, моим самым главным учителям по жизни. Напряжение совсем уходит с лица Стаса: его поняли и правильно отреагировали.

— Иди сюда, — Стас отставляет бокал, подсаживается ближе и обнимает меня. Делаю глоток вина и тоже ставлю бокал на пол. Стас проводит губами по моей шее, целует впадинку ключицы, отодвигает ворот шерстяного платья…

Жужик решает вмешаться: он тоже хочет внимания. Стас дарит мне быстрый поцелуй в губы, а потом, погладив пару раз Жужика, встает с пола и протягивает мне руку.

— Передислоцируемся на диван, а?

Треплю Жужика по загривку и встаю следом.

Стас снимает с себя одежду.

Сажусь на диван и стягиваю с себя облегающее платье.

Все стало чуть иным. Вино ли, разговор — или что-то иное — лишили меня постоянного ощущения стены. Сегодня она рухнула: прозрачная, тонкая, почти неразличимая стена в словах и поступках, которая нас всегда разъединяла.

Его поцелуи стали чуть иными. Его прикосновения и ласки теперь неторопливы и нежны. В них есть страсть — и нечто большее.

Мое тело горит, наполняясь желанием, острым и жалящим, как ледяная вода. Я целую смуглую грудь Стаса, глажу ладонью его шрамы и прижимаюсь крепче к его телу. Не уходи. Пожалуйста, только не уходи…

Стас легко избавляет меня от нижнего белья. Шелест упаковки презервативов, и Стас проникает внутрь меня. Он дразняще двигается в неторопливом чувственном ритме, полностью заполняя собой. Изредка останавливаясь, целует в губы, и я чувствую вкус вина на его губах.

Я обхватываю его крепче, выгибаясь и изо всех сил сжимая внутренние мышцы. Сложно вынести эту медленную неспешную пытку.

Пытаюсь немного убыстрить ритм, двигаю бедрами, но Стас прижимает их одной рукой к дивану. Даже шевельнуться я не могу.

Тяжело дыша и кусая губы, беспомощно вздрагиваю всем телом.

Кажется, уже не могу терпеть.

— Стас!

Стас целует мою грудь и продолжает в этом разрывающем мое тело темпе. Я дрожу, и нужно совсем немного, чтобы…

Он убирает руку, удерживающую мои бедра, и быстрые толчки заставляют меня кричать и выгибаться.

Двигаться вместе с ним, поднимаясь и падая.

Утрачивать контроль, сотрясаясь в мощном оргазме.

Я слышу, как вскрикивает Стас, и последние, самые сильные толчки, сотрясают мое тело.

Он падает рядом со мной. Проводит рукой по моим волосам и крепко сжимает в объятиях. Не могу ничего говорить. Молчит и Стас.

Слова уже лишние.

Все будет прежним вкруг тебя -

Весна придет в свой срок -

Созреет Утро и прорвет

Свой огненный Стручок.

В лесах зажегся дикий цвет -

Ручьи полны вестей -

И тренькает на банджо Дрозд -

Пока ты на Кресте.

Свершен неправый Приговор -

А вечер так же тих.

Разлука с Розой для Пчелы -

Вся сумма бед земных.

Эмили Дикинсон

— Вероника Васильевна! Срочно зайдите ко мне в кабинет! Срочно!

Появление психолога на уроке литературы будоражит весь десятый «А». Наша «психологичка», как любят называть ее дети, сидит себе смирненько в кабинете на первом этаже, но редко-редко ее можно увидеть хотя бы мелькнувшей в коридоре.

Если она приходит прямо к тебе на урок, да еще и «срочно»…

Немигающий и тяжелый взгляд Лены Севальцевой я чувствую кожей.

Надоело. Честно. Или мир, или война. Ну сколько можно…

Наверное, на меня сильно повлияла поездка на дачу Стаса. «Расширение горизонтов» — кажется, так называется чувство, когда начинаешь жить по-новому?

Все мои прошлые ухищрения по поводу Лены были глупыми и робкими, от того — неудачными.

Я не питаю никаких надежд относительно нашего психолога, которую больше интересует маникюр и каталоги косметики, чем дети. И будущая книга по психологии под ее авторством, как же я забыла!

Но она же может подсказать мне…что-нибудь. Например, телефон другого психолога.

Крылья, выросшие после выходных, несут меня быстрее решить давнюю тяжбу. Может, я делаю правильно, что молчу, и Лена уже встала на путь исправления, так что лучше ей не мешать…

Но Лена остается проституткой.

Не могу объяснить своей уверенности.

— Открыли учебники на странице сто двадцать первой. Читаем раздел до конца. Когда я приду, перескажете, что прочитали, — с этими словами я выхожу за дверь. За мной несется гул голосов — ничего мои дети читать в ближайшее время не собираются. Будут обсуждать уход Вероники Васильевны к Ладе Сергеевне.

Ну что за психолог? Даже директор, и та вызывает любого учителя в свой кабинет на перемене, понимая, что урок нельзя прерывать (исключая форс-мажоры типа лопнувшей трубы и «заложенной» в школе бомбы, которую разок в год да выдумают).

А уж десятиклассников после такого появления не соберешь.

Но Ладе Сергеевне безразличны и я, и мои уроки.

В другой раз я бы ее проигнорировала и пришла к ней на перемене. Еще чего, тратить на пространные рассуждения Лады Сергеевны драгоценные минуты урока.