Дебора Смит - Голубая ива

— Не такой уж ты святой, малыш. — Она рассмеялась и оставила его.

На длинной веранде с другой стороны дома слуги накрывали на стол. Мать, отец и Шульхорны весь день играли в теннис и бридж и теперь вальяжно развалились в тяжелых тиковых креслах с сигаретами и горячительными напитками. Дети Шульхорна от двух его первых браков уехали на коневодческую ферму.

Артемас же устроил пикник своим братьям и сестрам в японском чайном домике. Там в лесу, за ухоженной лужайкой, он с интересом наблюдал, как они радостно плещутся в большом бассейне Шульхорнов, криком прогоняя послеполуденную дремоту.

Несколько месяцев назад родители уволили гувернантку и распустили всех слуг, возможно, вследствие какого-либо сомнительного долга отца или таинственной неудачной инвестиции. А может, очередная блажь заставила его здорово потратиться на кого-нибудь или что-нибудь.

Артемас устал возиться с малышней, выполняя обязанности родителей. Джеймсу исполнилось двенадцать, и он мог бы ему помочь, но из-за его непредсказуемого темперамента никогда ни в чем нельзя было быть уверенным. Кроме того, Джеймс всегда ждал команды от Артемаса, не проявляя никакой инициативы. До восьми лет Джеймс мочился в кровати, и благодаря насмешкам отца и болтовне матеря этот факт не был секретом.

Теперь дети спокойно обедали за отдельным столом, в стороне от взрослых. Артемас разрезал Джулии ростбиф, уговаривал Элизабет на время отложить куклу, счищал грязь с футболки Майкла и глаз не спускал с хитрющей Кассандры, так и норовящей залезть в тарелку Джеймса, который беззаботно жевал фруктовый салат.

Артемасу не хотелось ругать Касс, ей и так здорово доставалось от матери. Девочка оказалась самой толстой среди десятилетних детей в Америке. Ее светло-карие беспокойные глаза были маяком страдания. Мать, худющая как тростинка, по своему обыкновению унижала ее гораздо больше, чем та ела.

Элизабет, в противоположность сестре, была изящной и стройной, под стать своему брату-близнецу Майклу. Теперь она села с краю, рядом с Артемасом и, когда тот строго взглянул на нее, оперлась на брата и тяжело вздохнула, как уставшая от жизни женщина. Ее собственный маленький мирок, населенный невидимыми друзьями, которые никогда не угрожали ее природной застенчивости, был закрыт для посторонних.

— Ты в порядке, пиявочка? — обеспокоился Артемас.

Она покраснела и прислонилась к его плечу. Брат неловко погладил ее по голове, недоумевая по поводу ее застенчивости. Она была любимицей отца, видимо, сыграли роль прекрасные золотистые волосы и густые ресницы. Артемас и Кассандра были брюнетами, как их испанская бабушка; Джеймс — шатен, как отец; Майкл — блондин. Волосы Джулии, желтовато-белые и прямые, по словам матери, смахивали на дешевое масло.

Отец открыто выделял Элизабет, часто качал ее на руках и поглаживал по голове. Он никогда не смеялся над ней и закрывал глаза на недостатки.

Но однажды ночью, в прошлом году, она тихо подошла к кровати Артемаса, хныча и цепляясь за него. Он не на шутку встревожился — слишком он взрослый уже для того, чтобы пускать свою младшую сестру к себе в постель, когда ей снятся кошмары.

Успокоив, он относил Элизабет обратно в ее комнату, но ситуация каждую ночь повторялась. В отчаянии Артемас рассказал обо всем гувернантке, та с пристрастием расспросила Элизабет. Но сестра твердила только то, что за ней гнались чудовища, а старший брат прогнал их прочь. Гувернантка стала запирать ее на ночь, но теперь гувернантке отказали, и, потеряв терпение, Артемас просто поворачивался спиной к сестренке, позволяя ей прижаться к нему.

Майкл наблюдал за всем происходящим с веселой беззаботностью. Бледный и худой, он постоянно страдал от аллергии и астмы, но его ангельская улыбка и живое воображение и мертвого бы подняли из могилы. Он уже каламбурил. Бабушка Коулбрук часто повторяла: «Noblesse oblige» [8], а Майкл произносил: «No less oh please» [9]. Мать изящно фыркала, мол, он не понимает, однако братишка, безусловно, был в курсе.

Джулия раскачивалась из стороны в сторону, что не замедлило сказаться на ножке стула. Этот четырехлетний ребенок не давал покоя ни няням, ни кому-либо другому, бегая где ни попадя маленькими кругами до полного изнеможения.

— Олень! — взвизгнула миссис Шульхорн, промчавшись по каменной балюстраде вдоль террасы. — Скорее! Он пасется на дальнем конце той лужайки!

— Странно, он не появлялся уже несколько месяцев, — удивленно добавил мистер Шульхорн.

— Принеси ружье! — крикнул отец дворецкому.

Все заспешили на балюстраду. Артемас держал за руки Майкла и Элизабет, приоткрыв рот от волнения. Он прекрасно изучил характер отца: тот неоднократно брал его с собой на охоту и рыбалку. Маленькому Артемасу нравились смелые взгляды отца на жизнь, на происходящее, он во всем старался ему подражать.

Теперь же, наблюдая за отцом, Артемас ужаснулся: какое мясистое и злое у него лицо! Впрочем, он был еще хоть куда — крепкий, мускулистый, с набитой охотничьей сумкой на поясе.

— Иди сюда, Арт. Сможешь убить его отсюда? — саркастически усмехнулся он.

Джулия стала биться головой о балюстраду. Элизабет захныкала, обняв куклу. Майкл беспокойно пропищал:

— Пап, мне нравится этот олень. Не трогай его.

Джеймс покраснел, сунул руки в карманы и уставился в пол. Кассандра спряталась чуть ли не под стол.

— Что, испугалась, толстая маленькая жаба? — ехидно крикнула мать.

Кассандра укрылась за спиной Артемаса.

Дворецкий принес тяжелое дальнобойное ружье.

— Возьми его, мой мальчик, — велел отец.

Артемас покачал головой.

— Зачем убивать оленя? Как трофей он ничего не стоит, не будем же мы его есть.

— Не говори глупости, хватит.

Артемас подвел Майкла и Элизабет к Джулии:

— Возьмитесь за руки и отправляйтесь в дом вместе с Касс и Джеймсом.

— Как же, — воспротивилась мать, подтаскивая детей ближе к себе и сразу всем ероша волосы. — Им будет полезно взглянуть. Я играла с окровавленными лисьими хвостами, едва ли будучи старше.

Артемас вскинул ружье и встал рядом с отцом. Олениха, молодая самка, паслась примерно ярдах в ста от них. Он прицелился в землю перед ней и выстрелил.

— Проклятие! — заорал отец, когда самка рванулась к лесу.

Он вырвал ружье из рук Артемаса и выстрелил несколько раз подряд. Раненая самка упала, но тут же снова вскочила на ноги и исчезла в лесу прежде, чем отец смог ее прикончить.

— Арти, как ты мог? — возмутилась мать. — Ты никудышный стрелок.

Артемас пожал плечами, не смея сказать правду, ибо, зная скверный характер отца, он мог схлопотать за это пощечину. Пока же отец досадливо выругался и сунул ружье дворецкому.

— Это только олень, Крейтон, — ехидно заметила миссис Шульхорн. — Кто виноват в том, что ваш малыш слабак?