Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах

– Где же я тебе эти фотки возьму? – говорю я этому балбесу непонятливому. И вдруг мне в голову приходит шальная мысль, уж очень мне хочется посмотреть, как он это будет делать. Упражнение под названием рукоблудие. И говорю ему ласково: – А если я разденусь, тебя это устроит?

– Да, это меня заводит.

«Счастливый, твою мать, а вот меня уже давно ничего не заводит». А он что-то там продолжает говорить: «…Только меня не тянет на секс…». Слышу, как он произносит это слово – с каким-то даже испугом.

Я начинаю раздеваться и наблюдаю за его реакцией. Ничего. Внешне – ноль эмоций, хотя глаза его так и бегают по моему телу – ощупывают. Здорово, как же это будет-то? Ни разу ничего подобного не видела и даже не представляла себе. Я, кстати, и член-то в своей жизни толком не видела, не имела возможности рассмотреть, разве что по медицинским учебникам. Зато я хорошо изучила психологию этих скотов-мужиков. Эгоисты они все. А этот еще и…

– Слышишь, а кто эти все надписи кругом понапридумывал? – спрашиваю я, снимая с себя через голову юбку.

– Это все Савва, – оглядывая комнату, отвечает он и при этом улыбается. – Мне, например, нравится. Здорово написано.

И этот тоже про Савву. Мужская солидарность, как же. Я разделась до конца, сняла лифчик, затем трусики и бросила их ему, Шурику. Сама не знаю, что на меня нашло. Дурь, бабская блажь.

– Трусики только мне смотри не запачкай! – говорю я ему, после того как он их поймал.

– Потанцуй, пожалуйста, Яна, – просит он, и опять улыбается, дурачок, во весь рот.

Я встаю и делаю несколько танцевальных па, затем направляюсь к кровати. Над кроватью здоровенная такая картина-фотография, метр на метр. Пригляделась. Батюшки! Это ведь позы всякие сексуальные, вот он ее так и эдак имеет, а вот она его…

– А что это за рисунки? – спрашиваю я Шурика.

– Камасутра называется, – отвечает он. – Все 84 классические позиции.

Я даже не засмеялась на его слова, просто хмыкнула. Взгляд мой, пробежав по картинкам, возвращается к надписи над кроватью:

«Инквизиторский станок, преподам вам здесь урок».

Это кто же, интересно, мне собирается урок преподавать, подумала я, залезая под одеяло и оглядываясь на этого онаниста, на Шурика.

Ой, что это с ним? Черт, он идет прямо ко мне, а глаза у него теперь не добрые, а такие… злющие, как колючки. Подходит ближе, и я вижу его устремленные на меня свинцово-голубые глаза. Боже! В руке у него ремень. Такой широкий, кожаный. Солдатский, кажется, называется.

– Ты что… Шурик… я пошутила… оставь это… ты… ты меня что, бить собираешься?

Он, ремнем стегая себя по руке, подходит вплотную к кровати. А ведь он садист, вдруг понимаю я к своему ужасу, а никакой не онанист.

– Иди, Яночка, ко мне, – я слышу его голос будто издалека, хотя он стоит всего в шаге от меня. – Давай сюда свою попку. Я буду тебя лечить.

«Лечить», – уловила я последнее слово. – От чего, Шурик, меня, по-твоему, надо лечить?

– От излишнего самомнения, – говорит. Нахалюга. А тон, тон какой!

– Зачем, Шурик? Пожалуйста, не надо! – мой голос предательски дрожит. Вот это я влипла, блин. Ну и сволочь, этот Кондрат! Подставил меня. А этот тоже хорош, каким-то образом всю мою волю парализовал.

– Я не Шурик, – говорит он, поигрывая в руке ремнем.

– Ты… Савва? – догадалась я. Судорогой по телу пробежала волна страха. Припоздала я, однако, с догадками.

– Да, я Савва, – говорит он. – Давай-ка сюда свою задницу, а то хуже будет.

Все! Нет сил не только на то, чтобы вскочить и одеться, а даже сопротивляться. Он меня сломал. Одним взглядом, одним именем своим. И вот я, как та дура, поворачиваюсь к нему спиной, и чувствую, как он сдергивает с меня одеяло. Надо же, сама ведь, балда, разделась! Онанизм понаблюдать захотелось. Слезы покатились у меня из глаз. Чувствую, ремень легко опустился на мою ягодицу. Вот оно, начинается! Для начала даже не ударил, наверно удовольствие растягивает. Ну нет, так просто я не дамся! Я переворачиваюсь на спину, чтобы из последних сил помешать ему, а он уже вот, совсем рядом, завис надо мной. Надо же, без одежды! Уже и раздеться успел.

– Отпусти меня, Савва, – жалостливым голосом, едва слышно говорю я ему. – Я сделаю все, что ты захочешь!

«Боже, что я такое говорю?»

– Ты и так сделаешь то, что я захочу, – говорит он. Гад самоуверенный!

Преодолевая мое слабое сопротивление, он наклоняется, обнимает меня и… целует грудь, я стараюсь не поддаваться, прикрываюсь руками. Мягкие, ласковые губы уверенно прихватили мой сосок, отчего во всем теле вдруг замерло, словно в ожидании чего-то необыкновенного, приятного.

Мое оцепенение постепенно проходит, и я чувствую, как от его рук, быстрых, горячих, скользящих по моему животу, ногам и груди в меня вливается жар. Голубые глаза его еще пытливо-ласково изучают меня, гипнотизируя, парализуя волю, а он уже устраивается у меня между ногами. Берет руками меня за задницу крепко, уверенно, но не больно. Все! Я пропала! Уже не помню, то ли он раздвинул мне коленки, то ли я сама распахнула их перед ним.

Он меня трахает. Вначале было немного больно, теперь боль улеглась, отошла; он, надо признать, со мной осторожен и, даже, можно сказать, нежен. Так проходит какое-то время, сколько, я не знаю. Подкатывает какое-то новое для меня, непонятное ощущение, будто сладостной волной меня накрывает. Я пытаюсь сопротивляться этой новизне в себе, напрягаюсь, но Савва, – этот лже-онанист, и лже-Шурик, шепчет что-то успокаивающе, и я закрываю глаза – будь что будет, и полностью отдаюсь его власти, – подумаешь, еще одно изнасилование. Мне даже показалось, что в какую-то минуту я потеряла сознание, отключилась, а когда очнулась – он продолжал меня трахать. «С ума он сошел, что ли?» – мелькнула у меня вялая мысль. Это, наверное, новое, очередное издевательство, которое я должна терпеть от мужчин. Будто прямо по нервам моим проходится. Смотрю на него, он облизывает свои красивые губы, сбавляет темп.

– Ты!.. Тебе только коров трахать! – шепчу я ему, потому что крикнуть нет сил, да и не хочется. Но все равно хороших слов от меня он не дождется.

– Молчи, моя телочка, – говорит он ласковым тоном. – А то божьей коровкой сделаю!

Ну, что я говорила! Нельзя этим мужикам доверять. Все! Уже нет сил не только сопротивляться, а даже просто пошевелиться. Он меня мучил, наверное, больше часа. Я за всю свою супружескую жизнь, если считать все вместе, столько времени под мужиком не была. Господи, лишь теперь, наконец, он оставил меня в покое. И ушел. Я лежала, закатив глаза и еле шевеля губами. Просила бога, чтобы он дал мне возможность перетерпеть и пережить эту ночь. Скрипнула дверь и я скосила глаза на своего мучителя, вновь вошедшего в комнату. Савва принес и поставил у кровати тазик и кувшин с водой. А я думала, что он сразу после этого выгонит меня. И хорошо, если перед этим пинков не надает.