Ольга Сенько - Красота в наследство

— Ну наконец-то! Где ты был? Я уже не могу!

— В магазин заходил. Там очередь была, — не моргнув глазом соврал ей муж чуть ли не первый раз в жизни. — Вот бутылочка. Поставь греть.

Он сам не знал, зачем врет. Просто чувствовал, что так надо. Само собой получилось. Наконец соской был заткнут маленький рот и наступила долгожданная тишина. Он чувствовал, что глаза жены шарят по его лицу испытующе, хотя она ни о чем не спрашивала. Обычно Марину трудно было остановить, ей требовался постоянно не столько собеседник, сколько слушатель, но сейчас — странное дело — она молчала. И смотрела на него. Взгляд был неприятным. Саша поспешил выйти из комнаты, чтобы переодеться. Потом взял у жены ребенка, придерживая бутылочку с молоком, и стал его кормить, разглядывая. Тот чмокал и чмокал. А Саша смотрел на свое произведение и, помимо воли, сравнивал. Мясистый нос, маленькие глазки, толстые губы. Ребенок был похож на мамашу. Хотя, бог его знает, пока растут, они меняются, об этом неоднократно говорили друзья, приходившие смотреть на наследника. Говорили они это вроде вскользь, без задней мысли, но слишком часто и независимо друг от друга. Видимо, Маринино произведение их тоже не восхищало. Или отца хотели утешить. А скорее всего, ему все это сейчас просто кажется. А почему сейчас? Саша усиленно анализировал ситуацию. Он раньше не видел маленьких детей. Видел, конечно, но не так близко и подробно. До чего же он несовершенен, человеческий детеныш! Ни на что не способен. Остается ему только рассчитывать на жалость окружающих — родителей в основном. А какая хорошенькая у нее девочка! Он сравнивал непроизвольно, хотя понимал, что сравнивает в основном не детей, а родивших их женщин. Саша еще не привык к сыну, он жил с ним всего несколько дней и боялся сознаться себе в том, что ребенок его раздражает. Он смотрел на сверток и думал: неужели это мой? Мой сын, моя кровь, мое наследство? Интересно, что из него вырастет? Судя по всему, должно вырасти Маринино подобие. Тут ребенок опомнился, что дал родителям слишком большой перерыв, и закатился в крике, наверстывая упущенное.

Верка жила счастливая. Она не чувствовала остро этого счастья и тем более не осознавала. Это было легкое, спокойное чувство довольства и ожидания. Влюбилась она впервые в жизни, несмотря на уже зрелый возраст, ей до сих пор было незнакомо и это скрытое, терпеливое ожидание чуда, и небывалое состояние умиротворения. Она ничего особенного и не хотела. Только лишь чтобы все было хорошо в ее жизни и чтобы при этом был еще он. Просто был, физически присутствовал хоть иногда, а в каком качестве, Верке было не важно. На лице появилось выражение отстраненной мечтательности, раньше ей совершенно не свойственное. Она выросла в мире, от поэзии весьма далеком, и жила по его законам. Теперь в душе ее варилось неведомое блюдо. В него в последнее время много чего было брошено самыми разными поварами: матерью, Михаилом, дочерью и Сашей. Процесс кипения шел, а что получится в результате, было непонятно. Внешне жизнь ее не изменилась. Появились и дела, которые уже не стоило откладывать. Леночке исполнилось три недели от роду в тот день, когда Верка собралась в Москву. Оставив дочь на бабушку и молока на кормление, она с сомнением в душе прыгнула в машину и погнала по знакомой до боли и надоевшей уже дороге. Быстро проехала по двум адресам, получила поздравления по случаю рождения дочери, поколдовала над прическами. Остался последний адрес — на Беговой. Анну Петровну не видела два месяца, та уезжала в Америку по делам. Обе были рады встрече. Верка получила кучу детских костюмчиков и всяких мелочей для ухода за ребенком. Уже в конце работы, а Верка старалась поторопиться — беспокоилась о ребенке, Анна Петровна решилась задать ей свои вопросы. От светской дамы не укрылся тот факт, что Верка преобразилась. И материнство, и любовь — они так красят женщину. Вот ведь что было и во что превратилось — не узнать. Интересно, устроила ли ее подопечная наконец свою судьбу? И как там с матерью? Она старалась спросить об этом невзначай, но Верка сразу насторожилась. Нет, замуж не вышла и не собираюсь, родила просто так, захотела. Был у меня один. Нет, не женат, но я его не люблю, да и старый он для меня, в мужья не годится. А мать я видела. Она сама ко мне явилась. Разыскала. Дала денег, откупилась и уехала. Верка говорила спокойно, как будто рассказывала про кого-то из знакомых. Анна Петровна вспомнила, что творилось с девчонкой тогда, как она хотела се найти, эту мать. Видимо, та действительно стерва, хоть и красоты необыкновенной. Не укладывалось все это в голове. Интересно, кто же папаша ее ребенка?

— Вера, а отец ребенка где живет? Он тебе хоть помогает?

— В Москве. Случайно был у нас проездом, познакомились. Да, он помогает. Из роддома меня забрал, помогает, — отмахнулась Верка беззаботно.

Боже мой, вот что значит — другое поколение. До чего же они отличаются от нас. Тридцать — сорок лет назад разве так к этому относились?! Анна Петровна была дамой весьма прогрессивных взглядов, поменяла в жизни не одного мужа, но все равно удивлялась. Верка вызывала у нее уважение. Молодец девчонка, живет одна, захотела — родила, ни от кого не зависит и ни на кого не рассчитывает. Как не хватало ей всегда этого легкого отношения к жизни! Все куда-то стремилась, чего-то пыталась достичь и достигала — она всегда умела достичь желаемого, — а если задуматься, то зачем? Зачем было столько пустой суеты и никчемных усилий? Вот молодец девка — живет, и все. От души. И любят ее, наверное. И тут у нее зашевелились подозрения. Пока еще неясные, их следовало проверить, но тем не менее. Дама дождалась, пока Верка закончит священнодействовать, та так увлеклась, что торопиться перестала, расплатилась с ней, полюбовавшись результатом работы. И как она ухитряется, стрижет каждый раз по-новому, получается очень здорово, и идет. Ни разу не испортила. Даже интересно всегда, что Верка на этот раз придумает. Проводила ее и взялась за телефон.

— Здравствуй, Миша. Что-то тебя давно не видно, не звонишь. Как дела? Не болеешь? Приезжай в гости, если свободен. Нет? Тогда в другой раз. Нет, я не по делу, просто так, не волнуйся, звони.

Подозрения усилились, перерастая в уверенность. Ну надо же, старый хрен. И чего ему там надо было? С матерью не удалось, наверное, так он в дочь вцепился. С железной логикой и знанием предмета она сразу расставила все по своим местам. Ну погоди у меня!

Нельзя сказать, чтобы ею руководила ревность, хотя и нельзя этого полностью исключить. Это была не ревность отвергнутой женщины, а явление возрастное. А также половая солидарность. «Вот козлы, до старости лет кобелируют, да еще и размножаются. Внуков нянчить пора, а он туда же. Хотя, может быть, я и ошибаюсь». Но интуиция подсказывала — не ошибаешься, все так и есть. Интуиция у Анны Петровны была развита великолепно, она часто выручала ее и в жизни, и в бизнесе, отводила от многих бед и ошибок. Но не от всех. Это в тех случаях, когда она к ней не прислушивалась. «И все же он у меня попрыгает». Она чувствовала ответственность за Верку, уже забыв о том, что родила она по своей воле и желанию, о чем сама же и сообщила.