Мария Воронова - Апельсиновый сок

На мосту Лейтенанта Шмидта они попали в пробку, и Веронике захотелось, чтобы они остались тут навсегда. Ей было так уютно – на этой планете, в этом темном городе, где такое низкое небо, не выше потолка ее квартиры… на этом мосту, где сидящие в соседних машинах люди наверняка злятся, что не могут попасть домой, ведь дома их ждет ужин на кухне с красными занавесками в белую клетку…

Ей уже казалось, что она прожила с Громовым всю свою жизнь… Они вместе так давно, что им не нужны слова… И страсть, толкнувшая их сегодня в объятия друг друга, родилась не вчера, а много лет назад. Поэтому они так спокойно едут сейчас, то есть не едут, а стоят в пробке, зная, что, как бы там ни было, скоро они вместе поужинают, посмотрят телевизор, а потом по очереди примут душ – никаких совместных омовений, это такая пошлость! – и лягут в постель, где случится то прекрасное, что происходит с ними уже очень и очень давно…

Пытаясь стряхнуть наваждение, Вероника без спросу закурила.

«Если бы мы много лет жили вместе, я знала бы, как он относится к курению в своей машине!» – зло подумала она.

Громов, в ожидании момента, когда можно будет тронуться, взял ее руку и легонько сжал. Жест был таким уютным и домашним, что у Вероники закружилась голова.

– Лука Ильич, – сказала она и не узнала собственного высокого голоса. – Вы ведь не имеете в виду на мне жениться?

– Но я же говорил уже, что не могу…

– Тогда зачем мы едем ко мне?

– Вероника, милая…

– Никакая я вам не милая! – отрезала она и вдруг, несмотря на переполнявшую ее горечь, рассмеялась: так ее речь была похожа на речи непробиваемых героинь советских фильмов. – Лука Ильич, если у вас нет серьезных планов… Тогда ничего не нужно.

Громов смотрел на нее долгим грустным взглядом… Когда машины в пробке начали понемногу двигаться, он даже не услышал их резких сигналов.

– Вероника, поверь, если бы я мог, я бы женился только на тебе. Я чего-то люблю тебя, – сказал он себе под нос.

– Мне от этого не легче! – зло выкрикнула она. – Я хочу быть с тобой! Я хочу разделить с тобой жизнь… и твое безумие, если оно вдруг, не дай бог, наступит. Или мы вместе, или врозь. Решай.

Он молчал до самого ее дома. Она сидела рядом, затаясь как мышка, стараясь не спугнуть его мысли, не сделать ненароком что-то такое, что помешало бы Громову выбрать женитьбу на ней. Наконец они подъехали, он остановил «Ауди» и выключил зажигание.

– Я не могу, – сказал он глухо. – Я не знал, что ты так серьезно ко мне относишься. Наоборот, я был уверен, что тебе и в голову не придет рассматривать электрика в качестве кандидата в мужья. Ты достаточно настрадалась в жизни, чтобы теперь еще я мучил тебя… Наверное, лучше прекратить все это прямо сейчас. Прости меня или, наоборот, злись, если тебе так легче.

– Но почему, почему мы не можем быть вместе? – простонала Вероника, забыв о женской гордости. Громов нравился ей, и это был ее последний, самый распоследний шанс устроить личную жизнь! Чтобы не упустить его, она готова была на любые жертвы и унижения.

– Я уже все объяснял. В любой момент у меня может поехать крыша, – грубо сказал он, и Вероника подумала, что Громов специально разговаривает с ней таким тоном, чтобы она обиделась и сама отказалась от него. – Ты хочешь быть со мной, – продолжал он, – но что будет, если я перестану быть собой? Я мужчина, и у меня есть гордость. Я не хочу, чтобы женщина, которую я люблю, видела мое ничтожество.

Вероника почувствовала дикую тоску. Счастье было так близко… И вот она опять его лишается из-за дурацкого упрямства этого человека, который неподвижно сидит сейчас рядом с ней, уронив руки на руль.

– Послушай, – осторожно начала она, – но ведь может случиться и так, что ты сохранишь рассудок до глубокой старости. В конце концов, я тоже могу свихнуться, от этого никто не застрахован.

– Ты – другое дело. Ты – женщина. Любой женщине нужна опора в виде мужчины.

– Вот я и предлагаю тебе стать опорой для меня…

– Да пойми же, что я ни для кого не могу быть опорой! – выкрикнул Громов. – Вместо этого я могу зарезать тебя в припадке безумия!.. Помнишь, недавно был случай, о нем все газеты писали? Полковник, прекрасный семьянин, застрелил из табельного оружия женщину, ехавшую рядом с ним в трамвае, хотя она ему даже слова не сказала. Последствия черепно-мозговой травмы.

– Ну и что? – тупо спросила Вероника.

– А то, что перестань мучить и себя, и меня! Ты красивая молодая женщина, ты еще встретишь свое счастье.

– Но я хочу счастья с тобой!

– Я тоже хочу. Но не все в жизни бывает так, как мы хотим…

Дальше она слушать не стала – открыла дверцу и, не попрощавшись, вышла из машины.

В своей прихожей она чуть не переломала ноги в горах стройматериалов. Прошла в спальню и прямо в пальто рухнула на кровать. Она почти физически ощущала, как жизнь по каплям покидает ее. Не все бывает, как мы хотим, надо же!.. Но хоть что-то! Хоть малую толику! Просто узнать, что это за штука такая – исполнение желаний!

Неожиданно ей пришло в голову, что зря она принимает речи Громова за чистую монету. «Наверняка эти сказочки про внезапное безумие придуманы специально для таких дур вроде меня! Это же шикарная причина, чтобы не жениться. А я оказалась такой бесцеремонной – завела разговор о браке еще до того, как мы оказались в постели! Чудовищная бестактность в наши свободные времена!» Вероника вспомнила американский фильм «Отпетые мошенники», в котором Стив Мартин изображал безумного братца главного героя перед дамочками, стремящимися выйти за него замуж. «Вот и Лука Ильич Громов туда же… Травма у него, скорее всего, на самом деле была, но теперь он выжимает из нее дивиденды!»

Чем больше Вероника думала обо всем этом, тем меньше ее убеждали резоны Громова. И как врача, и как отвергнутую женщину.

Первый приступ отчаяния прошел, а лежать в пальто было жарко и неудобно. Она сняла его, без малейшего сожаления заметив, что испачкала подол цементом.

«Да разве могло быть иначе? – горько думала она, разыскивая аптечку. Там должно было остаться несколько таблеток феназепама, которые сейчас Вероника намеревалась употребить, чтобы лечь и немедленно уснуть. Иначе ей не пережить очередной крах своих надежд и унижение! – Разве небеса могли допустить, чтобы я обрела счастье? Конечно, нет! Мне это нельзя! Все могут жить, рожать детей, просыпаться рядом с мужем, все, только не я! Господи, хоть бы знать, за что ты меня наказываешь? В чем я так провинилась, что мыкаюсь уже двадцать лет!»

Она не сразу осознала, что рыдает и богохульствует вслух. Наконец аптечка обнаружилась, но феназепама в ней не было. Она чуть не завыла от отчаяния.

Что было делать? Оставалось только снова надеть запачканное пальто и отправиться в магазин за красным вином. Спиться – это тоже выход для того, кто, понимая, что жизнь кончена, не находит сил покончить с собой. Алкоголизм – не что иное, как медленная смерть.