Вера Копейко - Леший и Кикимора

— После финала, — коротко бросил Алексей. Обветренное лицо осталось спокойным. Он ждал этого вопроса, поэтому просчитал цену сделки. — Вы прямо как китаец, — заметил он и насмешливо посмотрел на Сергея Антоновича.

— Каково толкование слова «финал»? — тихо спросил тот.

— Об этом позднее, — сказал Алексей. — После…

— Согласен. — Гость поднял руку, останавливая Алексея.

— Да, вот что… Скажите, дело давнее… — тихо начал Алексей. — Она… случайно приехала в Сидней… тогда? — Он откашлялся. — На праздник Русского ребенка?

— Она так думает, — уклончиво ответил Сергей Антонович.

— Ответ ясен. Спасибо.

— За ответ или за… заботу? — тихо поинтересовался Сергей Антонович.

— За… заботу. — Алексей быстро протянул ему руку, и тот пожал ее.

— Должна была прилететь другая представительница ВИП-Дам. — Он засмеялся. — Знаешь, кто придумал это название? Твоя Кикимора. Здорово, да? Прямо в точку. Но у начальственной особы обнаружились важные домашние обстоятельства.

Алексей кивнул.

— Я… я думал, что после той клиники… не смогу, ничего не смогу. — Он наклонился и покрутил головой. Она стригся коротко, как говорила мать, под китайца.

Гость кивнул.

— По статусу твоей Кикиморе было рановато выступать соло на таком важном мероприятии, как в Сиднее. Но у нее здорово получилось… все, правда? — Он хитро посмотрел на Алексея, тот промолчал, только улыбнулся.

Сергей Антонович Бирюков давно знал Алексея Соболева и его таланты. Более того, даже глубоко личная причина, по которой именно сейчас он хочет того, что хочет, для него не тайна.

Алексей происходил из старинного рода, его предки — богатые купцы, бывали в Китае еще в позапрошлом веке. Все они знали китайский язык, причем отец Алексея и он сам не только устный, но и письменный.

Два дедовых брата в тридцатые годы прошлого века уехали в Маньчжурию, на строительство железной дороги, потом осели в Харбине. Дед Алексея не успел, он умер в Алдане. Отец работал в геологической партии — искал золото и ждал своего часа, когда можно перебраться к родным в Харбин, который уже, по сути, перестал быть русским городом в Китае. Переезд свершился, когда Алексею исполнилось семнадцать.

Он окончил школу в Харбине, потом учился в Шанхае, его преподавателем по металловедению был… Сергей Антонович Бирюков. Он тоже попал в Китай с родителями, его отца командировали из Москвы с определенной миссией, которая перешла со временем к нему.

Сергей Антонович довольно быстро понял, что Алексей Соболев может быть полезен, он часто приглашал молодого человека к себе домой в Шанхае. Со временем он до мелочей представлял его прошлую жизнь в Алдане.

Алексей охотно рассказывал о сказочном мире, в котором белый глубокий снег, теплые, радостные домашние праздники и подружка Кикимора.

Он знал даже о «прощальном портрете» на оконном стекле — Алексей рассказывал о рожице в ореоле золотых кудрей, которую он запомнил на всю жизнь.

— Когда дети наряжаются в костюмы, — говорил Алексей, — они таинственным образом угадывают в себе особенные черты, определяющие выбор костюма. Я — Леший, я угадал себя. Я очерчиваю круг, в который беру только тех, кто мне нравится.

— А Кикимора? — спрашивал Сергей Антонович.

— Я уверен, она до сих пор в моем круге.

— Какая самонадеянность, — смеялся Бирюков. — Ты хоть что-то о ней знаешь? Может быть, она замужем, у нее дюжина детей…

— Не важно. Мне жаль, что я не слышал о Кикиморе с того дня, когда грузовая машина увезла нас с родителями от дома. Я собирался ей писать из Харбина, но отец сказал, что письма будут идти годами, через Москву…

Теперь, сидя в домохаусе, он смотрел на Алексея Соболева и понимал, чего хочет этот мужчина. В общем-то он предполагал, что такое случится, и, если честно, он сам подталкивал его к этому…

— Значит, так, Алексей, я отправлю тебя в Гонконг, в одну закрытую клинику. Там работают доктора-китайцы с английской выучкой. Надо успеть, пока Гонконг не станет китайским. Эти ребята тебе ни к чему.

Он отодвинул ноутбук, сложил руки на груди и закрыл глаза. Алексей не удивился, он знал, что сейчас Сергей Антонович не дремлет, как можно подумать, а перебирает файлы своего внутреннего компьютера. Он старается выиграть как можно больше в том деле, за которое взялся.

Алексей вздохнул, чувствуя, что воздух за бортом машины наконец становится прохладным. Солнечный шар наполовину опустился в море и намок. Он напрягся — ему всегда казалось, что если постарается, то уловит шипение раскаленного светила, покидающего берег.

Он уловил и готов был похвалить себя. Но легкий свист, похожий на ультразвук, испортил картину. И он, и шипение исходили из глубин организма его гостя. Алексей усмехнулся — свежий морской воздух, хорошая еда меняют привычки даже таких стойких и неколебимых натур, как Сергей Антонович Бирюков. Ничего, на свежую голову пощелкать файлами еще лучше.

Он вышел из дома и потопал вдоль кромки воды. Солнце расплылось в море, ему показалось, что оно сейчас похоже на личико Кикиморы в золотых кудрях.

— Хи-хи, хи-хи, хи-хи…

Он вздрогнул. Нет, это не ее голос, это пискнула какая-то птица.

«— Сколько раз я сказала «хи-хи»? — всплыло в памяти.

— Сколько? Шесть, — четко ответил он.

— Шесть умножь на шесть, — потребовала она.

— Тридцать шесть, — быстро сказал он. — Что дальше?

— Мне будет столько лет, когда мы с тобой встретимся.

Он присвистнул:

— Ты станешь совсем старушкой, Кикимора. — Он протянул руку и накинул капюшон ей на голову. Он сполз на лицо, и Леший услышал из-под него глухой голос:

— Кикиморы не бывают старыми. А Лешие сразу родятся старичками».

Это был их последний разговор в детстве, а утром рано, в час бледно-серого зимнего рассвета, он, усаживаясь в многоместную кабину «КамАЗа», оглянулся. В окне он увидел лицо с приплюснутым носом.

Кто знает, почему она сказала тогда: «Тридцать шесть», — но он увидел Кикимору в Сиднее, когда ей было тридцать шесть лет. Бережно прижимая к груди расписной самовар, она вышла на сцену, построенную посреди большой поляны.

Алексей уже знал, что Катерина Лосева из Москвы приедет на праздник Русского ребенка — ее имя стояло в списке гостей…

Он усмехнулся. Сергей Антонович удивился: почему он позвал его на этот остров в Средиземном море? Не знает даже он, что Кикимора была здесь с ним и улетела в канун его приезда. Что ж, кураторы тоже не все знают.

В последнюю ночь ее маленькое тело было таким прохладным, вспомнил он и почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Ты не выросла, Кикимора, — смеялся он, подсовывая ее под себя.

То же самое он сказал ей тогда, когда увез в домохаусе из Сиднея на берег Тасманова моря.