Елена Лагутина - Звездочка

Рита кивнула, соглашаясь.

И в самом деле? Разве угадаешь, какова доля твоей правоты, а какова — их?

— Даже в том, что мы разделяем мир на «своих» и «чужих», уже есть печать недоброго, — сказала она. — Все мы одинаковые… Каждый борется за свое место под солнцем…

И при этом кого-то ненавидит… Ох, Машка, я так часто стала произносить это слово! Ведь зареклась же — а оно само лезет…

— Это от обиды и безнадежности, — сказала подруга, разливая по рюмкам новые порционы. — Когда ты понимаешь, что что-то очень несправедливо, нечестно, а исправить ты не можешь ни фига, возникает внутри тебя этакое богомерзкое чувство… ненависти… В принципе это даже неплохо. Доказывает, что чувства в тебе еще не умерли… Вот когда все станет по барабану, куда хуже. Это будет означать, что мы уже не мы, а дохлые автоматы.

— Я бы все-таки предпочла испытывать любовь…

— А твоя ненависть — зеркальное отражение любви к кому-то… Ты же не из-за собственной обиды ненавидишь.

— Нет, — согласилась Рита.

Вторая рюмка пошла легче. И на душе стало так спокойно и хорошо, что Рита подумала: а почему бы, собственно, не пить почаще?

— Первая ненависть из-за мамы, — сказала она. — Не могу видеть ее в старом пальто! А денег на новое у меня нет… Васька же словно меня не слышит. Смотрит добрыми своими глазами и тут же начинает говорить, сколько у него проблем. Что Мариночке тоже надо пальто…

— Какое по счету? — фыркнула Машка.

— Не считаю я, — отмахнулась Рита. — Если сложиться, вполне можно купить что-то маме. Хотя бы по две тысячи. А получается, что это должно быть только моим делом… А недавно он меня вообще обидел страшно. Я понимаю, что авторство этих слов не ему принадлежит, но все равно! Сказал, что я сама во всем виновата… Есть же Витька, в самом деле. Витька богатый. А я дура ненормальная, потому что любая баба за такой шанс полжизни бы отдала…

— Вот гад! — Машка со всей силы стукнула кулачком по столу. — Нет, ты посмотри на него! Готов родную сестру для вящего спокойствия подруги жизни на панель отправить! Нет, Ритка, я бы ему уже давно мозги вправила! Тяжелой кастрюлей…

— Не могу, — развела руками Рита. — Мне его, Машка, жалко. Я посмотрела недавно — а он лысеет… Я вспомнила, какой он маленький был забавный. Вроде так недавно это было, а вот тебе — лысина уже…

Она тяжело вздохнула.

— Лучше бы у него вместо лысины ум завелся, — не унималась гневливая Машка. — И доброта. А то лысины на каждом шагу сверкают, а ума с добротой днем с огнем не сыщешь!

И такая детская обида прозвучала в ее словах, что Рита не сдержала улыбки.

— Одни лысины, — продолжала развивать понравившуюся ей мысль Машка. — Куда ни посмотришь… Если нет лысины — сами бреются! Что за страсть к лысым черепушкам? На шампунях, что ли, решили экономить? Даже тетки налысо бреются… И так похожи на горилл лесбийских, без залысин… Уроды.

— Он не бреется, — вступилась Рита за брата. Отчего-то в тот момент, когда Машка стала на него нападать, ей стало так его жалко, до слез, словно он умирает, именно сейчас, в этот момент… Каждое Машкино слово пронзало его организм, как раковая клетка, и она была рада, что Машка перекинулась на непонятно откуда возникших «лесбийских горилл».

Машка угомонилась. Помогла ей в этом третья рюмка.

— А вторая твоя ненависть? — спросила она.

— Давай не будем об этом, — попыталась уйти от ответа Рита.

— Нет уж, — возразила непреклонная Машка. — Психоаналитик требует всегда полной откровенности. Хочешь избавиться от чувства, мешающего тебе жить спокойно, говори.

Рита подумала.

— Последнее время со мной что-то происходит, — начала она. — Меня одолевают призраки прошлого… Все началось с дурацкого звонка.

Машка не прерывала ее. Рита сама запнулась, осторожно взглянув на подругу — не будет ли она над ней смеяться?

Нет. Машка хранила серьезность и смотрела на Риту внимательно, ожидая продолжения.

— Позвонил какой-то мужчина и попросил поставить Кэнди Найт… Только не смейся, Машка!

— Я не смеюсь…

— Именно ту песню, которую я запрещала себе слушать. И все-таки слушала. Тайком. От самой себя… Потому что… Понимаешь, Машка, это была наша последняя песня. Потом ничего не было… Я поставила. И все вернулось. Словно этот тип был медиумом, способным возродить давно умершее… Потом я встретила на лестнице нового соседа. Господи, Машка, как он был похож на Сережку! Я даже остановилась, потому что мне показалось, что это он. Помнишь, я тебе рассказывала, как он всегда появлялся у меня, стоило мне прийти с работы? Я потом уже догадалась, что он просто меня всегда ждал. Садился где-то, где его было не видно, — и дожидался меня. Только этот новый сосед очень странный… Я потом пришла к нему за солью — а он молчит и смотрит на меня… Молчит. Немой, наверное… В общем, Машка, я вдруг снова начала все вспоминать. Против воли. И довспоминалась… Говорят же, что воспоминания притягивают призраков.

Она замолчала.

Машка дотронулась до ее руки — она поняла, что Рита сейчас переживает. Жалость к подруге выплеснулась из ее глаз, и Машка выдохнула едва слышно:

— Бедная моя Ритка!

Рита не могла больше сдерживаться. Слезы вырвались на волю, текли по щекам, и она с готовностью уткнулась в Машкино вовремя подставленное плечо и теперь рыдала, выбрасывая бессвязные, непонятные слова и вместе с ними — накопившуюся боль:

— Мне так плохо без него… Так плохо… Машка, я не выдержу этого. Я этого больше не выдержу!

Странное дело — Машка ни слова не сказала, просто сидела молча, не останавливая Риту, а Рите и в самом деле стало легче.

Она вытерла слезы и улыбнулась:

— Дура я, правда?

— Конечно, дура, — согласилась Машка. — Так, слегка дура. Я бы сказала, что ты просто маленькая дурочка… Создаешь несчастья сама. Завидуешь тем, кто завидует тебе… Эти все твои мариночки полжизни бы отдали, чтобы хоть на секунду испытать, попробовать на вкус, что же это за штука такая — любовь… А ты ею окружена.

— Да брось! — рассмеялась невесело Рита. — Нужно им это.

— Нужно, — серьезно ответила Машка. — Потому что они несчастные. Им надо сражаться. Постоянно. Пытаться вырвать свой кусок торта из других рук. А тебе не надо. За тебя саму сражаются… Сечешь разницу, радость? Они точат свои коготки, чтобы урвать добычу, а тут ходит такая вся Ритка, даже и не красавица… даже морду красить за свои тридцать лет не удосужилась научиться. Ходит, значит, чему-то улыбается внутри себя, как Джоконда… А Витька, мечта всех этих недоделанных «поэтесс», ночами не спит, о Ритке этой ненакрашенной думает. И Сережка ночей не спал. Да ведь это они, Ритка, должны выть от ненависти к тебе. Что они и делают, в чем я нисколечко не сомневаюсь… А то, что тебе трудно… Помнишь, что сказал Осип Мандельштам своей бедной жене перед тем как отправиться в ссылку? «Кто тебе сказал, что мы непременно должны быть счастливы?»