Елена Лагутина - Звездочка

— Нет, спасибо…

— Так вот, я много узнала об этом человеке. И знаете, Витя, он парадоксален… Женщины говорят о нем так, точно он воплощение их мечты. С такой улыбкой, как будто ангела видали на небе… Мне было трудно, Витя! Никто не смог сказать мне ничего дурного о нем. Но все же я нашла…

Он почти не расслышал ее последних слов. В голове зашумело.

О чем она говорит, эта женщина? О ком она говорит?

— Постойте… Я не понимаю, о чем вы говорите! Объясните наконец…

Она вытаращилась на него в полном недоумении. Тихо засмеялась:

— Вы шутите, Витенька? Вы хотите сказать мне, что та женщина, ваша секретарша, которая мне звонила от вашего имени, действовала самостоятельно? Нет, Витенька, друг вы мой дорогой! Я не сумасшедшая. Вам очень хотелось завладеть этой девочкой. Я вас понимаю — она действительно очаровательна! Правда, последний раз, когда я видела ее… Но об этом позже. Так вы не хотите чаю?

— Нет.

— Зря… А я себе сделаю, с вашего позволения… В горле пересохло от этого ужасного лекарства… Как оно называется? Да ладно… Так вот, Витенька, у меня к вам есть одно деликатное дело.

Она поднялась, извинилась, ненадолго исчезла и вернулась очень скоро с чашкой в руке, а в другой она держала конверт.

— Здесь, представьте себе, лежат фотографии, которые я сделала полтора года назад… И запись наших с вами разговоров. Кстати, и звонок вашей секретарши тоже тут. Я все всегда записываю… Так, на всякий случай. И жизнь доказывает мою правоту. Витя, я, право, испытываю некоторое неудобство, но увы. Мне нужны деньги. Я могу продать вам эти вот записи и фотографии по очень сходной цене.

Он молчал. Это вообще происходит не с ним. Это не могло произойти с ним…

— Витя, вы меня слышите?

— Если я не куплю у вас… эти полуфабрикаты, что вы сделаете? — хрипло спросил он.

— Ну, как вам сказать… Подарю их одной женщине. В свете последних событий она будет рада этому подарку. Это очень многое исправит в ее жизни. Мне очень жалко вас, дружок, но вам лучше купить их… Хотя бы из чувства самосохранения. Если уж вам чужда благодарность.

— Сколько вы хотите?

— Немного… Всего лишь две тысячи. Конечно, долларов… Витя, милый, не кривитесь, как от зубной боли! Это для меня такие деньги кажутся огромными… А вы-то, вы-то! Ваша фирма уже давно прославилась — не только у нас, и за границей тоже… Так что для вас это мелочь. Ну как, Витя? Поможете старой и больной женщине?

Она смотрела на него с плохо скрытой насмешкой, а он только и мог, что сжимать и разжимать кулаки, пытаясь понять, как все это могло с ним произойти.

С ним…

— Я должен подумать, — сказал он.

— Что ж, подумайте… Но не долго! Я буду ждать вашего ответа сегодня вечером. В десять, вас устроит?

Он кивнул. Поднялся. Потом все-таки решился спросить:

— А что с той женщиной… моей секретаршей? Чего она хотела от вас?

— Ничего особенного, — пожала плечами Татьяна Абрамовна. — Всего лишь попросила меня рассказать вашей будущей жене все, что я узнала о ее аманте… Что я, собственно, и сделала ради вас… Да, Витенька! Будьте осторожны, ради всего святого! Я вчера видела…

Она оглянулась и перешла на шепот.

— Не подумайте, что я следила… Нет, право, это простая случайность! Ваша жена снова встречалась с ним, Витенька! Вы уж проследите, как бы чего не вышло!

Дверь захлопнулась за его спиной.

Он прижался к стене, пытаясь прийти в себя.

Происходящее с ним казалось ему нереальным, странным и совершенно кретинским — как в каком-нибудь отечественном сериале. А сам он отсутствовал, сидел в надежном укрытии и подсматривал сам за собой.

Больше всего ему казалось непонятным, откуда появилась секретарша.

Дело в том, что полтора года назад у него не было никакой секретарши!

Тогда кто же мог позвонить от его имени? Кто?

Он вытер тыльной стороной ладони лоб.

— Ничего я не понимаю, — пробормотал он, чувствуя себя совершенно беззащитным. — Совсем ничего…

Мариночка изменилась. Устав бороться с лишним весом — а надо сказать, использованы были все методы, даже мезотерапия, — она смирилась в конце концов и теперь благополучно толстела. Рита даже заметила двойной подбородок, тщательно скрытый высоким воротником, и дряблость щек, которые не спасал уже макияж. Нос стал еще крупнее, чем был.

Рита даже пожалела ее от души — ведь для Марины всю жизнь главным оружием была внешность… «А я даже не замечу, когда появится второй подбородок… Или лишние килограммы! Может быть, я вообще перестала быть настоящей женщиной?»

«А можно подумать, что я ею когда-нибудь была, — усмехнувшись, ответила Рита сама себе на этот вопрос. — Так, не поймешь что… Так что все закономерно. Мариночка-то сподобилась узнать, что такое любовь. Васька ее любит. А я?»

«А тебе больше хотелось любить самой…»

Резонное возражение. Кто чего желает, тот это и получает…

Рита так увлеклась собственными мыслями, что почти не слышала, о чем разговаривают Марина и мать.

«Боже, как неприлично!» — тряхнула она головой.

— Так что надо мне выходить на работу, — печально говорила Марина. — А Ольгу в садик… Не хочется!

— Да зачем ее в садик? — вырвалось у Анны Владимировны. — Я с ней посижу… Васька будет ее закидывать по утрам, ничего страшного… Надо тебе работать, иначе потеряешься… Не в деньгах этих чертовых дело. В тебе самой… Ты стала занижать самооценку. А это плохо, Марина! Женщина ведь должна всегда оставаться личностью…

Марина слушала ее, слегка наклонив голову, и больше всего сейчас Рита боялась увидеть снова на ее лице выражение презрительного и недоуменного превосходства, которое раньше частенько появлялось на ее смазливом личике.

Но на сей раз Марина выглядела усталой и внимала каждому слову Анны Владимировны.

— Разве самооценка главное, — сказала она тихо. — У меня раньше была высокая, только Васька смотрит в другую сторону… И как его удержать? Может быть, я и расплачиваюсь сейчас за старые грехи. В том числе за завышенную самооценку…

Она невесело рассмеялась.

— Грехи исправляются, — неожиданно для себя самой поддержала разговор Рита. — Так мне кажется… И с Васькой надо поговорить. По душам. Ты не пробовала? Может быть, тебе вообще только кажется, что у него кто-то есть. Лучше откровенность. В конце концов, у вас Ольга…

Марина ответила не сразу. Удивленно обернулась и долго смотрела на Риту, как бы не веря собственным ушам. Они не разговаривали два года.

— Но как же я…

— Просто, — усмехнулась Рита. — Сядь напротив него и скажи ему, что ты его любишь. Любого — больного, нищего, потерявшего надежду… Какого Бог послал, такого и любишь. Что деньги и статусы эти глупые ничего для тебя не значат. Только он один. Чтобы всегда был рядом… Потому что когда его нет рядом, что-то там, внутри, ломается. Умирает… И не надо ничего этого — лучше уж работать на пяти работах, если так суждено… Только он непременно должен быть рядом. Потому что эти гребаные материалисты все напутали. Не бытие определяет сознание. Душа все определяет. То есть сознание… И жизнь это постоянно нам доказывает. А мы прицепились к этому самому «бытию» и думаем, что ничего нет важнее…