Анастасия Эльберг - Ночь, когда она умерла

— Что там такое? — Фиона повернулась к телевизору.

Диктор, молодая светловолосая девушка в строгом деловом костюме, читала выпуск новостей.

— … бизнес-леди, хозяйка нескольких ночных клубов и сети отелей и меценат Изольда Астер-Паттерсон и ее бухгалтер, Саймон Хейли, — заканчивала девушка начатую фразу. — Скорее всего, причиной аварии стали плохие погодные условия — машина господина Хейли выехала на встречную полосу, где столкнулась с направляющимся в город грузовиком.

Я вернул чашку, которую держал в руках, на стол, и подошел чуть ближе к телевизору.

— Машина «скорой помощи», — продолжала тем временем девушка, — вызванная водителем грузовика, приехала на место аварии через двадцать минут. Медикам пришлось констатировать смерть госпожи Астер-Паттерсон. Господин Хейли был доставлен в городскую больницу в тяжелом состоянии и прооперирован, но, несмотря на все усилия врачей, умер, так и не приходя в сознание.

— О, черт, — только и сказала Фиона.

Я взял один из стоявших у стола стульев и присел — меня не держали ноги. Адам посмотрел на меня и покачал головой.

— Прими мои соболезнования, — сказал он. — Не знаю, что тут еще можно сказать…

Я кивнул, по-прежнему глядя на экран. Трансляция из студии сменилась репортажем — оператор снимал Уильяма Барта. Судя по машинам «скорой помощи» на фоне, это была парковка госпиталя имени Люси Тревер.

— Господин Барт, как вы можете прокомментировать случившееся? — спросил у него журналист, державший микрофон.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что это произошло, — поделился с журналистом Уильям. — Такое ощущение, будто это кошмарный сон.

— Вы будете руководить бизнесом в одиночку, господин Барт? — задал очередной вопрос журналист. — Или у вас уже есть на примете кандидат в компаньоны?

На лице Уильяма промелькнуло скучающее выражение.

— Без комментариев, — прохладно ответил он.

На экране снова появилась девушка-диктор.

— Похороны госпожи Астер-Паттерсон и господина Хейли состоятся завтра в полдень на кладбище в старой части города, — сказала она. — От нашего имени мы хотим выразить соболезнования родным, близким, друзьям и коллегам погибших. А теперь — к другим новостям. Комиссия по проверке состояния городской казны…

Адам выключил телевизор и вернулся к столу.

— Ты хочешь поехать? — спросил он у меня.

Я уже пару минут вертел в пальцах сигарету, не решаясь закурить.

— Да. Надо выехать после обеда, иначе мы не успеем.

— Тогда я с тобой.

Повисла пауза, которую никто не торопился нарушать. В конце концов, Адам продолжил раскладывать столовые приборы.

— Предлагаю позавтракать и выехать как можно скорее, — сказал он. — А то опять собирается дождь. Как бы нам не пришлось пережидать его, остановившись на полпути.

— Это хорошая мысль, — похвалила Фиона. — Я сейчас все подогрею. Будь добр, — обратилась она ко мне, — свари кофе.

2010 год

Треверберг

На этом свете существовало только одно место, которое я ненавидела всей душой. Это была анатомическая лаборатория номер семь. Та самая, частой гостьей которой мне приходилось бывать во время обучения на медицинском факультете. Ненависти к анатомичке во мне было столько, что я с успехом могла поделиться ею с другими. Запах формалина приводил меня в ужас, меня начинало трясти каждый раз, когда профессор предлагал мне сделать надрез скальпелем. И с тех пор я пообещала себе, что приду в морг только в крайнем случае. Похоже, крайний случай меня настиг.

Поверх рубашки с длинным рукавом я надела теплый свитер и сменила тонкий плащ на пальто из грубой шерсти, но начала дрожать от холода сразу после того, как переступила порог морга. Мне не стоило особых усилий сюда пробраться, хотя я на всякий случай заготовила несколько правдивых историй и даже была готова устроить истерику и всплакнуть. Я подошла к столам из нержавеющей стали, на которых лежали трупы, и замедлила шаг, вглядываясь в номера на прикрепленных к пальцам ног бирках. Мне нужен был номер пятьдесят семь — именно он был указан на документе, висевшем на двери комнаты напротив имени Изольды Паттерсон. Я и понятия не имела, по какой причине решили провести вскрытие, но это было только на руку — иначе мне бы пришлось искать тело в холодильнике.

Бирка с номером пятьдесят семь была найдена на пальцах тела, которое находилось в одном из дальних углов зала. Рядом со столом лежал небольшой пакет, в котором находились вещи Изольды — их еще не успели забрать. Я присела и открыла сумочку — амулет должен был лежать там. Достала бумажник, косметичку, миниатюрную электронную книгу последней модели, сотовый телефон, iPod, карманный компьютер и пакетик мятных конфет. После чего вывернула сумочку наизнанку и, наконец, увидела знакомый мне шнурок.

Я заметила, что чаша изменилась, уже в неровном свете голубоватых ламп, но поднялась и включила яркую лампу на столе с инструментами. Сперва я решила, что мне показалось, и наклонилась для того, чтобы разглядеть амулет. Верхние края чаши теперь смотрели вниз. Я нахмурилась и пощупала амулет — так, будто решила, что он был пластилиновым, а не каменным, и при желании можно было изменить его форму. Но, конечно, материал оказался камнем.

Смысл происходящего дошел до меня не сразу. Я разглядывала чашу, не в силах поверить собственным глазам. Еще ни разу на моей памяти амулет не принимал такой странной формы. Мало того — несмотря на то, что я пыталась его прощупать, он не сохранил никакой энергии — ни светлой, ни темной. Но она не могла уйти в пустоту, это я знала. Что могло перевернуть эту штуку? Я перебирала знания об амулетах, но на ум мне приходила только одна история, которую было принято считать сказкой: перевернутая чаша отдает свою энергию своему владельцу, а потом и тем людям, с которыми он близко взаимодействовал. Как она могла отдать энергию Изольде, если она мертва? Я посмотрела на прикрытое простыней тело, и в голову мне пришла сумасшедшая мысль. В любом случае, теория нуждалась в проверке, а поэтому я глубоко вздохнула и приподняла простыню.

Лицо, шея и руки Изольды были покрыты рваными ранами — скорее всего, в момент аварии ее бросило вперед, на лобовое стекло. Я невольно поежилась, так как тело было практически неузнаваемо. Мысль о том, чтобы прикоснуться к ней, вызывала нервную дрожь, но я, переборов отвращение, приложила руку к ее шее, пытаясь нащупать пульс. И, конечно же, не нашла его. Ее кожа была холодна как лед (чего я ожидала от находящегося в морге тела?) и абсолютно безжизненна. Я посмотрела на амулет, который до сих пор держала за шнурок, снова перевела взгляд на труп и облегченно рассмеялась. Неужели я на самом деле подумала, что оживила ее? Впрочем, через секунду мне расхотелось смеяться.