Наталья Миронова - Глаза Клеопатры

Метрдотель дал им столик у стеклянной стены с видом на море и предложил заказать коктейли, но Нина попросила минеральной воды, и что-то толкнуло Никиту последовать ее примеру. Он и самому себе не смог бы объяснить, что это было, но чувствовал, что поступил правильно.

Он открыл меню и начал переводить ей литовские названия.

— Откуда ты знаешь литовский?

— Учил специально. Я решил, раз уж у меня здесь дом, надо выучить язык.

— А мне ужасно неловко, что я не знаю.

— Ничего, я буду твоим чичероне.

— Я совсем не голодна, — призналась Нина.

— Ну возьми хоть что-нибудь! Вот если бы ты ужинала дома, что бы ты съела?

— Немного творога.

— Тогда возьми «Капрезе». Это такой мягкий белый сыр с помидорами.

— Мой размер, — кивнула она.

— Бережешь фигуру?

— Я о ней даже не думаю. Нет, я просто не голодна.

— Может, угрей? Тебе же понравилось за обедом.

— Они подадут огромную порцию, а мне больше одного кусочка не съесть. Жалко будет, если пропадет.

— Все, что ты не съешь, доем я, — пообещал Никита.

— А разве это комильфо?

— Это Литва, — улыбнулся Никита. — Европейская страна. Здесь считается, что клиент всегда прав, а его комфорт важнее всего. — Он заказал ей порцию угря и «Капрезе», а себе — салат и свиную отбивную. — А пить что будешь?

— Бокал белого вина, — ответила Нина.

— Ты не против, если я закажу себе красного?

— Почему я должна быть против? К мясу полагается красное. — Тут Нина нахмурилась. — А это ничего, что ты будешь пить? Ты же за рулем.

— Я не собираюсь напиваться вдрызг. И потом, это же Литва. Здесь не такие строгие законы, как в России.

— Где суровость законов искупается их неисполнением.

Это было сказано с таким ожесточением, что Никита недоуменно покосился на нее. Ей-то что за дело до суровости российских законов? Но задать ей этот вопрос он не успел: к столу подошел мужчина, державший под руку впечатляющую блондинку.

— Бронюс! — обрадовался Никита. — Я думал, ты в Вильнюсе. Вот, познакомься, — повернулся он к Нине, — мой друг Бронюс Акстинас, я тебе о нем рассказывал. Это Нина Нестерова. — Никита решил не вдаваться в подробности своего знакомства с ней.

Бронюс на вид был гораздо меньше похож на литовца, чем сам Никита. Он был ниже ростом, с темно-каштановыми волосами. И был он какой-то мягкий, лицо доброе. В нем не чувствовалось заматерелости «морского волка». Он напоминал забавного крота из польского мультфильма. Блондинка по имени Гражина возвышалась над ним на целую голову, но его это ничуть не смущало. Напротив, казалось, он был в восторге.

Никита с Бронюсом перекинулись несколькими словами. Гражина, не говорившая по-русски, стояла рядом и терпеливо улыбалась. Потом Бронюс что-то быстро проговорил по-литовски, они попрощались и ушли.

— Он очень славный, — заметила Нина.

— Ты ему тоже понравилась.

— Это он тебе сказал? Напоследок? Что он сказал?

— Это непереводимо.

— Что-то неприличное?

— Бог с тобой, конечно, нет! Просто Бронюс влюбчив.

— Мне показалось, ему нравятся крупные женщины.

— Ему нравятся всякие женщины. Сколько я его знаю, еще не было женщины, в которой Бронюс не нашел бы что-нибудь привлекательное.

Тут им подали еду, но, когда официант отошел, Нина продолжила разговор.

— А откуда ты его знаешь? — спросила она.

— Павел нас познакомил. Он открыл свою юридическую фирму, а Бронюс стал его партнером здесь, в Литве.

— Я думала, Павел работает с тобой.

— Нет, я — наша компания — всего лишь один из его клиентов. Он ведет дела по всему миру — и в Америке, и в Европе. У него много партнеров. Вот в Литве — Бронюс. Кстати, это Бронюс утвердил нам маршрут и обеспечил поддержку, разрешение на заходы в порты, когда мы плавали на Мадейру. Ты права, он очень славный.

— А я ведь боялась сюда ехать, — призналась Нина. — Мне казалось, они никогда не простят нам оккупацию, девяносто первый год… Мне тринадцать лет было, но я помню, как по телевизору показывали эти танки, весь этот ужас…

— Литовцы — прекрасные люди, — решительно возразил Никита. — Конечно, в семье не без урода, здесь тоже проводят националистические марши. Но большинство относится к русским очень приветливо. И потом, тут действует трезвый коммерческий расчет: люди приезжают и оставляют здесь деньги. Так зачем же отпугивать источник дохода? Знаешь что? — предложил он, увидев, что она доела свой «Капрезе». — Давай потанцуем.

Они вышли на танцплощадку. К счастью, оркестр играл традиционные танцы, а не современную трясучку. Танцевали они не слишком хорошо, но у обоих было чувство ритма и музыкальный слух. Танцевали молча, но Никита видел по Нининым глазам, что ей нравится. А когда заиграли вальс, она бросилась в танец, как в воду. Нет, это неверное сравнение, подумал Никита. Не стала бы она бросаться в воду с таким упоением. А сейчас ее необыкновенные глаза сияли. У Никиты даже мелькнула мысль, не подкупить ли оркестр, чтобы до конца вечера он играл одни вальсы. Увы, этот вальс оказался прощальным: едва музыка смолкла, музыканты начали расходиться. И Нина сказала, что уже поздно. Никита расплатился за ужин, и они ушли.

По дороге опять молчали. Никита включил Элвиса: «Люби меня нежно». Это звучало как намек. Он поглядывал на нее, но Нина сидела, прислонившись плечом к дверце и устремив взгляд в боковое окно. Никита решил ни о чем не спрашивать. Спросить: «Тебе понравилось?» — все равно что набиваться на комплимент. Спросить: «Ты устала?» А вдруг она и впрямь скажет, что устала? И что тогда?

Он въехал в поселок и остановил джип у ее коттеджа, вылез и, обогнув машину, открыл ей дверцу. Было уже довольно прохладно, Нина зябко куталась в шаль, не дававшую, на его взгляд, никакого тепла. Он набросил ей на плечи свою куртку, обнял и так довел до дома.

За дверью залаял Кузя, и Нина торопливо открыла. Никита получил законное право войти вместе с ней.

— Тихо! Тихо! — приказала она. — Место! Ты всех перебудишь!

Но Кузя должен был выразить свой восторг. Пришлось взять его на руки. Нина отнесла его на коврик, уложила и велела молчать. Когда она выпрямилась, Никита стоял у нее за спиной. Она повернулась к нему. Он обнял ее, привлек к себе и поцеловал. А потом, не отпуская, потянул в спальню.

— Погоди. — Нина мягко отстранилась. — Дай хоть смыть «боевую раскраску».

— Ладно, — согласился Никита. — Я пока загоню машину в гараж.

Он успел не только поставить машину в гараж, но и принять душ в темпе блиц. Нина ждала его. Как и прошлой ночью, она не оказала сопротивления. Он медленно, одну за другой, расстегивал пуговицы льняного платьица и прокладывал дорожку поцелуев вслед за своими пальцами. Когда платье белым коконом упало на пол, Никита расстегнул застежку ненужного ей лифчика и спустил с плеч бретельки. Он дал себе слово, что на этот раз не будет торопиться и все сделает правильно. Но Нина спутала все его планы. Она опять обхватила его ногами, зацепила и повела за собой. Ему пришлось подчиниться, и он погрузился в нее. Она оседлала его, ее сильные бедра двигались, словно перемалывая его. Это было восхитительно… и страшно.