Елена Белкина - Странные женщины

А что? И мысль есть, и настроение. Нет, серьезно, мне нравится. Главное — простодушие есть, а это такое качество, которое у одного человека из тысячи осталось, а то и вообще из миллиона. Вымерли простодушные люди.

Я тебе о нем не рассказывала, потому что рассказывать было нечего. Раз в неделю, в субботу, и почему-то не вечером, а утром, часов в одиннадцать, он приходил попить чаю, пообщаться, спросить, не надо ли чего починить. Ну и стихи свои читал. О прежней жизни не рассказывал. Только стихи, и о книгах еще. Он сейчас читает много. Мне, профессионалу-читателю, смешно иногда, конечно. Ну, представь, когда мужчина под пятьдесят впервые прочитывает Тургенева и начинает свои соображения излагать… И никаких не было намеков на то, что я ему нравлюсь, хотя я видела, что нравлюсь.

Так вот, не так давно лежу, слушаю музыку, схожу с ума помаленьку, а потом думаю: а не хватит ли? Не купить ли винца, не пригласить ли соседа? Что нам, бобылям, по своим углам сидеть? Тут же сбегала в магазин, потом наскоро салатик приготовила, еще кое-что по мелочам, пошла к нему: Дмитрий Иванович, не хотите ли со мной вечерок скоротать? А то у меня именины, а я одна.

Он пришел.

Говорит: а разве Валерия в святцах есть?

Я говорю: не знаю, да и не важно, я по крещению не Валерия, а Екатерина. Так бывает.

Кстати, это правда, я по крещению Екатерина, только когда у Екатерины именины, понятия не имею, не отмечала сроду.

Сидим. Он аккуратно выпивает, аккуратно кушает, аккуратно беседу ведет о погоде и последних политических событиях. Я молчу, слушаю, присматриваюсь. И вижу, что мужчина-то еще вполне ничего. Конечно, лицо в морщинах, пористое, особенно нос. Но зато руки не волосатые. Он светло-русый, волосы на голове хоть и тонкие, но без всяких проплешин и залысин. Верный признак, что на груди и на плечах растительности нет. И думаю: а почему бы мне, свободной женщине, не попробовать с ним роман закрутить? И понимаю, что абсолютно не знаю, как это сделать. Самое лучшее — прямо ему сказать. Но ведь испугается, не поймет. Пробовать разные заходы и подходы — целый год уйдет, а мне почему-то не терпится. В общем, выпила я для храбрости и все-таки решилась.

Дмитрий Иванович, говорю, а что, если нам вместе пожить?

Он чуть не подавился. Потом прожевал, как человек воспитанный. С набитым ртом говорить не станет. И говорит: я тоже об этом думал.

Я говорю: тем более.

А он говорит: но вы сначала ответьте на вопрос: это вы от одиночества или от симпатии ко мне?

Я говорю: от одиночества и от симпатии к вам.

Он говорит: вы поймите меня правильно. В вашем возрасте и с вашими данными вы могли бы найти кандидатуру получше. Поэтому если вы меня выбрали, я начинаю думать, что тут симпатия ко мне. Но если я обманусь, если это только ваш каприз или эксперимент, мне будет очень больно.

Вот какой основательный человек!

Я говорю: успокойтесь, Дмитрий Иванович! Не надо так драматически ко всему относиться. Ну, допустим, выяснится, что мы друг другу не подходим. Спокойно расстанемся, вот и все. Конечно, какое-то огорчение будет. Но вы зато хорошие стихи напишете.

Ты знаешь, этот довод, похоже, его почти убедил. Почти. Потому что он помолчал минут пять и говорит: с моей стороны следовало бы с радостью согласиться. Но поймите меня правильно. У меня такой характер. Я должен все взвесить и обдумать. И я буду думать не только о себе, но и о вас. То есть о том, смогу ли я вас быть достойным.

Я говорю: сможете, не проблема! Я вообще человек уживчивый и бесконфликтный. Я с крокодилом уживусь, лишь бы он меня не ел!

Это было позавчера. А вчера вечером он пришел и говорит: я все обдумал. Если вы не против, я к вам приду. Я говорю: очень рада. Он говорит: я, собственно, уже пришел. Если что понадобится — только лестничную площадку перейти.

И он, представь себе, начал с того, что принес свои продукты и приготовил ужин. Замечательный ужин, давненько я так вкусно не ела. Потом вежливо спросил, нет ли у меня на вечер какой-нибудь работы в смысле подготовки к школе.

Я говорю, что нет у меня никакой работы в смысле подготовки к школе.

Он говорит: тогда не против ли я буду, если он включит телевизор, который в общем-то почти не смотрит, но сейчас там будет передача «Подробности», которую он смотрит.

Я сказала, что обожаю передачу «Подробности».

И вот мы сели рядышком на диване и смотрим передачу «Подробности». Оба прямые, как казенные стулья. У меня аж занемело все. Тогда я забираюсь с ногами на диван и склоняю голову ему на плечо. Плечо тут же окаменело. Ну, покоюсь, значит, на этом гранитном плече. Чего-то жду. Тут кончается передача «Подробности», начинается фильм. Дурацкий какой-то, боевик какой-то, пиф-паф.

Он говорит: вы хотите этот фильм смотреть?

Я говорю: давай на «ты».

Он говорит: хорошо, ты хочешь этот фильм смотреть?

Я говорю: хочу. Потому что иногда для отдыха я смотрю вообще все подряд.

Он согласился, что мозги должны в самом деле отдыхать. И продолжает сидеть. Не прошло и полчаса, как я совсем распустилась и руку ему на другое плечо положила. Стали у него теперь оба плеча каменные. Так мы весь фильм и досмотрели.

Потом он встает и говорит: ты знаешь, мне с тобой очень хорошо. Но пойми меня правильно, я не могу сразу. Я сегодня адаптировался, привыкал. И пожалуйста, извини, пойду к себе. А завтра совсем приду.

Завтра, то есть сегодня. Сейчас шесть часов вечера, он приходит с работы четко без пятнадцати семь. Так что заканчиваю болтать, у меня есть сорок пять минут, чтобы приготовить для него замечательный ужин. Долг платежом красен. А чем кончится вечер или даже ночь, я тебе потом расскажу.

Прощай, постылый.

Это было три дня назад.

Я подумал, что у меня мания преследования.

Нет, сначала была тоска. Как началась неделю назад, так и не проходит.

Я понял, что я себя обманываю. Я все придумал. Я придумал, что мне надо опыта набраться, чтобы к Маше прийти. И — одна ночь, и она до смерти в меня влюблена. Одна ночь, как хахаль моей любимой мамы говорит. Теперь уже бывший, они расплевались почему-то. Кажется, у мамы кто-то другой завелся. Дай ей бог удачи.

Но вот вопрос: как этой самой ночи добиться? Кто мне вообще сказал, что если у меня будет опыта дополна, как у Казановы какого-нибудь, то Маша меня срочно полюбит? Дело ведь не только в физиологии. Я вот сижу с ней и уже счастлив. Я ее чувствую каждую секунду. Когда даже не думаю о ней, весь мой организм продолжает думать. Я удивляюсь, как ее током не бьет. И она, конечно, это чувствует. Но я-то с ее стороны ничего не чувствую. Абсолютно! С чего я взял, что она обязательно должна на шею мне броситься, если я приду какой-то там другой? И кто сказал, что другой?