Фэй Уэлдон - Сестрички

Как бы то ни было, молниеносное явление и исчезновение мистера Фокса привело Джемму в полный восторг и подтвердило, что пресловутое шоу попалось ей на жизненном пути неслучайно, что гермафродит, бородатая женщина и мужчина-ящерица были символами огромного значения, которые ни Джемма, ни, разумеется, миссис Хемсли распознать тогда не могли. Возможно, Элис, невинная душа, сердцем чувствовала что-то и хотела предупредить Джемму о пагубности будущих страстей… Увы, малышка не умела читать символы.

— С попугаями я уже управилась, — кисло сообщила Мэрион. — Идем, покажу картотеку. Раскладывать будешь по фамилиям. Розовые — в эти ящики, зеленые — в те, белые — сюда. Птичью клетку надо мыть раз в неделю горячей водой, раз в месяц холодной. Иначе начнется вонь, а мистер Фокс этого не любит.

— А мистер Ферст? Что он из себя представляет?

— Не жадничай, — кратко молвила Мэрион, и на ее лице мелькнул ужас. Джемма удивилась. Чего бояться тем, кто служит сильным мира сего, будь то короли, церковники, миллионеры или модные ювелиры. Брадобрей переживет революцию, лакей пройдет любой переворот и квалифицированная машинистка найдет работу при любых режимах, даже если все кругом будет залито кровью. И Мэрион, которая своими глазками-пуговками смотрит на ряды цифр, триумфальным парадом возвещающих об успехах «Фокс-и-Ферст», найдет себе применение, пусть после лишений, унижений, обманов и оскорблений, но найдет.

Так чего же она боялась?

Джемма замолкает. Из дома стремительно выходит Виктор, судя по всему из библиотеки, и исчезает в парке.

— Какой красивый мужчина Виктор, — говорит Джемма. — Некоторые мужчины с возрастом становятся только привлекательнее. Я так понимаю, сверстники тебя не интересуют?

— Нет.

— Одобряю. Правда, это не совсем честно по отношению к старшим сестрам.

— Я старшая в семье.

— Я говорю не о твоей семье, а о человечестве в целом.

Эльза вспыхивает и от досады чуть не скрипит зубами. Сколько можно снисходить до нее, делать одолжения? В душе у Эльзы вспыхивает боевой задор. Если есть возможность затащить в постель муженька Джеммы, то, видит Бог, это надо сделать. Хотя бы в отместку.

— Не переживай, — говорит Джемма, похлопывая Эльзу по белой коленке. — Я прекрасно понимаю, что у тебя на душе. Да, я старомодна, порой сужу о людях ханжески. Но не забывай, что меня растили в глухие, темные годы, когда мужчина был единственным билетом в будущее. А ты росла уже при ярком свете самосознания. У тебя как у женщины масса преимуществ: ты свободна от страха забеременеть, ты свободна в выборе партнера, ты можешь на равных жить с ним, а можешь расстаться, ты можешь практиковать самый изощренный секс, а можешь не заниматься им вовсе, и никто не будет судить тебя. Ты стоишь на своих ногах крепко и сама за себя отвечаешь. Однако стоять надо на земле, а не у Дженис, например, на пальцах. Она не так проворна в жизни, как ты. И потом весовые категории у вас разные. Не совсем честная игра получается.

К большому облегчению Эльзы к ним подходит Виктор. Он в прекрасном настроении.

— Отличный у тебя шифоньер, Джемма. Тот, что в библиотеке, — говорит он. — Но зачем ты выкрасила его в алый цвет?

— Потому что я люблю алый цвет, — упрямится Джемма.

— Ты уже большая девочка, Джемма, — снисходительно улыбается Виктор. — Ты должна разбираться, что может нравиться, а что нет.

— Будешь советовать? Такие советы недешево обходятся.

— Только не мои.

— Хэмиш продаст тебе все скучное барахло из биллиардной?

— Похоже на то.

— Хорошо. Полагаю, барахло это не такое уж никчемное, а наоборот, ценное. Смеешься, наверное, над нами?

— До колик. Разве не заметно? Кстати, ты знаешь, что твоя гладильная доска из мореного дуба?

Джемма заливается веселым смехом.

— Эльза, — говорит она, успокаиваясь, — пожалуй, тебе стоит пойти в библиотеку. Хэмишу может понадобиться твоя помощь. А нам с Виктором надо кое-что обсудить.

— Ну, давай, беги, — торопит Виктор. Точно так же он говорил Уэнди, едва та встала на ножки. Уэнди с годами превратилась в прекрасную бегунью. В школе она была среди лучших спортсменов. — Беги, Эльза, беги!

Эльза встает и идет в библиотеку. Коленки подгибаются. Сердце болит. В желудке тяжесть плотного завтрака. Эльза чувствует, как за ней наблюдают две пары глаз, как пожирают они движения ее ягодиц под тугими джинсами. Еще рано утром, предвкушая жаркий день, Эльза до колен закатала штанины. Лучше бы она этого не делала.

Раздается громкий голос Джеммы. Эльза оборачивается.

— Эльза, сколько детей в вашей семье? Ты говорила, из них ты старшая.

— Семеро.

— Какая прелесть! Вот это плодовитость! Наверняка и у тебя это в крови. А наша ветвь тупиковая. У нас с Хэмишем нет детей. Печально, но зато мы сами живчики хоть куда. Природа берет свое.

Эльза собирается ответить, но царственным кивком Джемма отсылает ее прочь. Прячет глаза Виктор, и Эльза молча тащится в библиотеку.

Хэмиш сидит у стола в громоздком якобинском кресле с высокой спинкой. Хэмиш сегодня в свободной рубашке с открытым воротом, которая должна подчеркнуть неофициальный характер этой встречи, но жесты его по-прежнему скованы, а на лице смесь досады и смущения. Он нервно поигрывает ножичком с резной рукояткой из слоновой кости, но соблюдает при этом должную осторожность — нож острый. Улыбка его вымученная. Он и в лучшие времена не умел толком улыбаться, но видел, как это делают другие, и теперь следовал их примеру.

— Значит, ты все же соблаговолила прийти?

Голос у Хэмиша резкий, неприятный.

— Меня к вам послали. — Эльза переминается с ноги на ногу. Вот так, бывало, стояла она перед директрисой, которая тоже улыбалась с трудом и говорила таким же неприятным голосом, стараясь показаться доброй.

— Девушки все одинаковы. Вы не хотите брать на себя ни капельки ответственности за свои поступки, — говорит Хэмиш, слово в слово повторяя давнюю сентенцию директрисы.

— Если мы все одинаковы, почему выбор пал на меня?

Сказала это Эльза или только хотела, да побоялась?

Хэмиш уже не улыбается. Муки закончились. Жестом он велит Эльзе сесть рядом.

— Итак? — спрашивает она, когда его молчание становится невыносимым.

— Непохоже, чтобы я тебе очень нравился, — жалуется Хэмиш. — Кстати, твой Виктор имел нахальство предложить мне за этот стол всего две сотни. Две сотни за настоящий шедевр! Где еще увидишь такой дуб? У Сотби я однажды встретил нечто подобное, так цена была выше четырех тысяч.

— Возможно, это современная копия. Они довольно часто встречаются. — Уж Эльза-то знает.

— Вздор, — возражает Хэмиш. — Взгляни, какое дерево… старое, тронутое временем.

Он уже теряет уверенность.