Катя Абель - Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа

– Дело же не в телевизоре и не в стиральной машине…

– Конечно. Дело – в возможностях. Для него якобы не существует трудностей.

– Он так и говорит. «У меня не бывает проблем».

– Вот! Это, конечно, поза. Но доли истины здесь есть. Когда рядом такой мужчина, кажется, что и у тебя не будет проблем. Он все решит. И отказаться от этого состояния души и тела – очень трудно.

До Нового Года осталось три дня. Через день он уезжает в Москву. Если я не хочу перетаскивать старые проблемы в новое счастье, за которое скоро выпью шампанского, надо ехать в театр, забирать часы, смотреть в глаза и разговаривать. Или не разговаривать.

Все эти дни с момента последней встречи, всю Италию, я прокручиваю в голове случившееся, ищу ему объяснение. Это какая-то бесконечная рулетка: то красное, то черное, то зеро.

Он – женатый мужчина. Жена его в интервью говорит: конечно, я думаю, что время от времени в его жизни появляются другие женщины… Следовательно, тема не единожды в семье поднималась, следовательно, даже в семье он отстаивает свои интересы на стороне как часть внутренней свободы. Тут появляюсь я – без году неделя – и заявляю на эту свободу свои права. А он, простите, не мальчик. Он так жил всю жизнь, тусовал своих женщин как колоду и менять привычки не намерен. Он хочет спать, с кем захочет.

А не пойти ли ему с такими привычками? Пусть спит, не вопрос. Пусть спит, с кем хочет, просто я с ним спать не буду. Проще пареной репы. Жена терпит – её выбор. Я – не жена. Я, простите, человек брезгливый, блядство мне отвратительно по природе своей, а любимого мужчину я должна уважать. Я не хочу, чтобы меня потом от него всю жизнь тошнило.

А если не было никого? Если действительно волос – хозяйки – из стиральной машины пристал. А я – закатила скандал. Потребовала объяснений, а он из гордости оправдываться не стал. Кто я такая, чтобы ему оправдываться? Он сказал – не знаю, и этого довольно. Серьёзные мужчины (а мой любимый – серьёзный) никогда не оправдываются. Это ниже их достоинства.

Он заявил мне, что я не имею права спрашивать о его женщинах. Указал моё место. Ты – никто, транзитный пассажир. Девочка с улицы. Сегодня пришла, завтра – ушла. Ты вообще тут рот не раскрывай и вопросы лишние не задавай.

Нет, извините, я вам не шалава случайная. Ко мне нельзя так относиться, я, простите, человек. Мне, простите, бывает больно. Я, простите, люблю его. Тут решение простое. Тут надо запрятать свою любовь куда подальше и идти, идти прочь, не оглядываясь. Вот и всё.

Да. Но было бы уместным вспомнить, что мой гений коммуникативных связей не всегда с легкостью выражает вслух то, что думает. Не всегда находит верные формулировки. То, что порой слетает с его языка – я ещё по работе с ним знаю – приводит в откровенное замешательство. Достаточно вспомнить про асфальт, в который меня закатает московский продюсер, о чем было заявлено в романтической обстановке во время первого свидания. А тут я его к стенке прижала, он и выдал первое, что в голову разумную пришло: а имеешь ли ты право задавать такие вопросы?

Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю.

Надо приехать, увидеть, что-то понять. Расставить всё по местам.

«Возьми, пожалуйста, завтра с собой мои часы, я приеду за ними».

«Ок».

Ненавижу «Ок». Ненавижу и все

Какой я должна завтра приехать? Есть несколько вариантов.

Самый простой для меня – приехать чужой. Я всегда чужая и весёлая, когда меня обижают. Когда мне делают больно, я кокетничаю напропалую со всеми подряд. Я сверкаю новогодней гирляндой, и на свет моих лампочек сбегаются мотыльки, жучки, червячки, в общем, все, кому не лень. Задача – чтобы локти кусал себе от досады. Так я показываю своему обидчику, что я востребована, а он – в пролёте. Причем, увлекаюсь настолько, что если обидчик подойдёт – с извинениями, вопросами, предложениями, то действительно пролетит мимо. Я его не замечу, я буду с ним холодна, я пошлю его на фиг. И уйду с кем-нибудь под ручку, у него на глазах. Так уже было со мной двести сорок восемь раз. Спина прямая, остроумия – море, улыбка тридцать два зуба.

Вот тут бы меня за локоток отвести в сторонку и надавать по башке как следует, сказать, что ты делаешь, дура, ты зачем все рушишь своими руками?

Но никогда не было у меня такого обидчика, чтобы надавал по башке. Мои обидчики всегда наблюдали за мной с отвисшей челюстью, провожали мой выход с кавалером под ручку недобрым взглядом, а потом напивались в хлам.

С кавалерами, кстати, всегда после торжественной проходки мы отправлялись в разные стороны, кавалеры тут же, за углом¸ отшивались категорично и бесповоротно, не до них было.

Есть второй вариант. Не быть гирляндой, приехать только чужой. Забрать часы и уехать домой. И больше его никогда не встречать.

Есть третий. Поговорить. Я не знаю, как начать. Как об этом можно говорить? Начинать всё сначала: ты спишь с другими женщинами? Посмотри мне в глаза: спишь? На меня, я сказала, смотри…

Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю.

Я боюсь, что с перепугу начну вести себя как гирлянда. И всё испорчу.

Вечером я смотрю кино про девушку, которая знала все правила поведения с мужчинами. Первой не звонить. Свидания не назначать. На звонки не отвечать. Быть загадочной. Недоступной. Непредсказуемой. И очень занятой. Придерживаться создаваемого образа. И тогда мужчина захочет только тебя.

Девушка соблюдала все эти правила и к концу фильма истерила от одиночества, размазывая тушь по щекам. В финале оказывалось, что её избранник не прочувствовав всю тонкость стратегии, принимал ее реакции за чистую монету и был уверен в том, что этой взбалмошной идиотке он просто не нужен. Сама идиотка, кстати, была ему нужна. В результате все недоразумения, конечно, прояснились, и герои нашли друг друга.

Фильм оказался лёгким, чистым, с прекрасным чувством юмора. Он ответил на главный вопрос моего вечера: какой завтра быть? Настоящей.

Ну, и погодка под новый год. Дождь со снегом, мокрый вихрь хлещет по лицу, выворачивая наружу зонтик – смешную игрушку, которая только рвёт руки. Вот-вот, и я как Мери Поппинс улечу на нем ввысь, в самую хмурую высь, из которой извергается все это безобразие. В такую погоду люди дома сидят, а не ездят выяснять отношения с любимыми.

Я – должна быть – для него – красииивой… Я не могу быть красивой в такую погоду. У меня тушь по красным щекам растекается.

Завтра он уезжает в Москву. До пятнадцатого января. Либо сегодня, либо никак.

Приехала мокрой мышью. Только тушь под глазами в коридоре смыла. Остальное уже не поправить.

Постучала. Открыл мне. Улыбнулась.