Татьяна Булатова - Три женщины одного мужчины

– Потому что ты меня довела! – срывалась на визг Женечка.

– Что-о-о? – не верила своим ушам Тамара Прокофьевна. – Я довела? Это чем это, интересно, я тебя довела?

– А тем, что заставляешь Мишке писать!

– Конечно, – неожиданно успокаивалась Тамара Прокофьевна. – Потому что я вижу далеко наперед.

– И что ты видишь? – взмахивала руками непокорная дочь.

– Он перспективный, с квартирой, со временем, глядишь, адмиралом будет. Опять же – живет у моря. Город закрытый, военторг богатый: спецснабжение. Я уж и не говорю об обычных прелестях курортной жизни: пляж, солнце, фрукты.

– Какие фрукты, мама?! Кому нужны в этой дыре твои фрукты, пляж и солнце?

– Это Севастополь у тебя – дыра?! – ахала Тамара Прокофьевна. – Город-герой, слава и мощь Советского Союза! А Верейск – это, значит, не дыра?! Две деревни в одну большую срослись, городом стали – это не дыра, конечно! – торжествующе встряхнула головой Тамара Швейцер и жестко, словно клещами, схватила дочь за руку. – Послушай меня, дурочка. Зачем тебе этот инженеришка? Рыжий! Страшный! Никаких перспектив: ни жилья, ни зарплаты. Как ты жить будешь?

– Обыкновенно! – стояла на своем не боявшаяся трудностей Женечка Швейцер. – Ты что? За папу ради жилья выходила? Ради каких-то особых перспектив?

– Твой папа, – надменно поджала узкие темные губы Тамара Прокофьевна, – хотя бы в молодости был красавцем. Кудрявый. Чуб надо лбом… И в руках у него была профессия.

– У Жени тоже есть профессия. Он талантливый инженер.

– Ну, скажем так, пока он еще никакой не инженер.

– Зато у него уже есть изобретения.

– Изобретения на хлеб не намажешь, – цинично отсекала дочкины аргументы Тамара Прокофьевна, а потом резко меняла тактику и слезно молила дочь: – Ну я тебя прошу! Я тебя прошу, Женя, ради нас с папой, напиши Мише, скажи ему, что пока не определилась, что хочешь окончить институт, получить профессию, а уж потом только – замуж. Не говори ему ничего про своего, – мать морщилась, – жениха. Мало ли, как пойдет: может, год поживете и разбежитесь.

Женечка отшатнулась от Тамары Прокофьевны.

– Ну я тебя прошу! – быстро смекнула та, что допустила стратегическую ошибку, и опустилась перед дочерью на колени. – Видишь? Я на колени встала. Прошу тебя. Напиши Веденскому, успокой парня. Хорошо?

– Хорошо, – уступила Тамаре Прокофьевне Женечка и тем же вечером отбила севастопольскому Мишке телеграмму: «Выхожу замуж. Свадьба сентябре. Приезжай обязательно. Твоя Женя».

Надо ли говорить, что ни на какую свадьбу лейтенант Веденский не явился, сочтя себя незаслуженно обманутым. Но буквально спустя год написал Женечке, теперь уже Вильской, обстоятельное и доброжелательное письмо, в котором рассказал о чувствах, что обуревали его первые полгода ее замужества. «Но, – искренне делился он событиями своей жизни, – может, оно, Женька, и к лучшему. Не выйди ты замуж за своего Вильского, я бы просмотрел любовь всей своей жизни (Мишка был человеком сентиментальным и никогда не скупился на пафосные выражения). А теперь – мы вроде как с тобой квиты: ты замужем, я женат. И скоро готовлюсь стать отцом».

«А я – матерью», – сообщила ему Женечка и больше не написала ни слова, неожиданно почувствовав себя преданной. Хотя никаких прав на Веденского она не имела, никаким договором связана не была, но мысль о том, что Мишка теперь любит другую, а клялся, что всегда будет любить только ее, была ей неприятна.

– Представляешь, Веденский женился, – поделилась она с Тамарой Прокофьевной, придав своему лицу как можно более равнодушное выражение.

– Я знаю, – кивнула мать и критично посмотрела на большой Женечкин живот. – Ты очень поправилась. Чем тебя там у этих Вильских кормят? Твоя свекровь готовит на маргарине?

– Кира Павловна никогда не готовит на маргарине, – вступилась за свекровь Женечка, понимая, что сейчас мать будет изыскивать любую возможность, чтобы подчеркнуть несовершенство ее брака с Вильским. – Они питаются только с рынка.

– А в какое время Кира Павловна ходит на рынок? – скривилась Тамара Прокофьевна. – К обеду? Когда все за бесценок, потому что бросовое?

– Кира Павловна, – надменно произнесла Женечка, – на рынок вообще не ходит.

– Что? Не барское это дело? – снова попыталась уязвить Женину свекровь высокомерная Тамара Швейцер.

– Почему? – пожала плечами Женечка. – Просто для этого есть домработница.

Пережить «домработницу» Тамаре Прокофьевне оказалось не по силам, и она выдала себя с головой:

– Домработница? У этой полуграмотной бабы?! С тремя классами образования?! Полжизни провисевшей грудью на подоконнике вместо того, чтобы заниматься делом?

– А откуда ты это знаешь? – холодно полюбопытствовала Женя.

– Знаю, – отрезала Тамара Прокофьевна, и перед ее глазами встало лицо Прасковьи Устюговой – ближайшей соседки и по совместительству ближайшей подруги Киры Павловны. «Бездельница! – нашептывала та новоиспеченной родственнице Вильских. – Живет как у Христа за пазухой и в ус не дует. Весь день на окне висит, за всем смотрит, словно барыня со всех ответ требует». Соседка была пьяна, а Тамара Прокофьевна не в меру подозрительна. Ей, заприметившей, как светлело лицо дочери, когда к ней обращалась свекровь, было обидно: ревность накатывала горячими волнами, и очень хотелось, чтобы Кира Павловна Вильская оказалась дурой, сволочью, нечистой на руку. И все для того, чтобы ее драгоценная Женечка смогла по достоинству оценить те условия жизни, которые были созданы для нее любящими родителями. А она им даже спасибо за столом не сказала, как будто сама по себе на свет появилась, сама школу окончила, в институт поступила, сама квартиру несколько лет снимала, чтобы в общежитии не жить. А ведь могла бы!

Но Женечка была счастлива, а счастливые люди – глупые люди, просто Тамара Прокофьевна об этом забыла. И все ждала от дочери какой-то особой благодарности, а та вилась вокруг своего рыжего и в их сторону даже не смотрела, все больше к его родителям ластилась.

– Мама, – прервала поток воспоминаний Тамары Прокофьевны Женя, – почему ты ее так ненавидишь? Что она тебе сделала? Кира Павловна – хорошая женщина.

– Ну еще бы! – в который раз усмехнулась Тамара Швейцер. – С домработницей да и нехорошая?! Разве так бывает?!

– Далась тебе эта домработница, – потупилась Женечка, понимая, что сама спровоцировала подобную реакцию: уж такой Тамара Прокофьевна была человек, не терпела, если кто-то ее хоть в чем-то превосходил. Во всем хотела быть первой: характер такой. А тут – удар под дых. Да еще какой!

На самом деле никакой домработницы в семье Вильских сроду не было, а на рынок ходила Анисья Дмитриевна – Женина бабушка, маленькая, тихая, богобоязненная старушка, со спины напоминавшая девочку-подростка, остриженного в полукруглую скобочку. «Сзади – пионерка, спереди – пенсионерка», – беззлобно подшучивала над ней ее дочь Кира и тут же нарывалась на строгое замечание мужа – главного инженера приборостроительного завода города Верейска.