Рут Уинд - Музыка ночи

Он осторожно отодвинулся от нее, натянув простыню ей на плечо, чтобы она не замерзла. Подхватив джинсы, вышел в холл и там надел их. Собаки пошли за ним вниз, стуча когтями по половицам. Он включил телевизор на канале погоды, ожидая новостей, достал из посудного шкафа бурбон и хрустальный стакан. Налил себе, вслушиваясь в дождь и считая секунды между тем, как сверкала молния и раздавался удар грома. По телевидению — никаких предупреждений, и молния еще далеко. Достаточно безопасно.

Но он совсем проснулся. Включил стерео, тихо, как шепот, чтобы слышать музыку сквозь окно, выходящее на веранду, потом вынес бутылку и стакан, придержав дверь для собак. Саша сразу выскочила наружу, а Эйприл заколебалась, глядя через плечо на лестницу, потом снова на Блю.

— Она в безопасности, детка, — сказал он. — Можешь выйти с нами.

За верандой дождь стоял стеной. Зигзаг молнии расколол воздух, и тотчас грянул гром. Блю поднял брови. Это было не слишком далеко. Эйприл тихо заскулила, прижимаясь к его ногам.

— Не любишь грозу, детка?

Облизываясь, она наклонила голову, как будто чувствуя вину. Блю ощутил влажное дуновение, прохладное и душистое, и налил себе выпить. Трава сияла бледно-серым светом, и по краю земли лес подкрадывался к самой изгороди. Маленьким мальчиком он представлял себе, что деревья на цыпочках подходят ближе, когда никто не видит. Было далеко за полночь, и не слышалось ничего, кроме шума дождя. Во всем мире оставались только Блю, бурбон и эта дыра в его внутренностях, пустая черная дыра, которая иногда, казалось, готова была затянуть его целиком, если он не будет бдителен. Сегодня там разливалась боль, удивляя его своей свирепостью после нескольких недель затишья.

Он проглотил виски одним глотком, ощутил, как алкоголь прожигает себе дорогу, попав как раз в эту дыру и заставив ее сжаться. Он налил еще. Саша со вздохом растянулась на полу и заснула. Эйприл подняла нос, чуя что-то, чего Блю не мог определить, потом, как будто чувствуя его настроение, подошла и села, прижавшись к его ноге, глядя в ночь вместе с ним.

— Ах ты, славная псина.

Он положил руку на густую и мягкую шерсть, благодарный Эйприл за то, что она составила ему компанию. Он просто гладил ее, а она подняла голову и вежливо лизнула его в подбородок.

Сквозь шум дождя доносилась музыка, ускользающий блюз, который заставлял его вспомнить все свои печали. Он прихлебывал виски, и перед его глазами стояло смеющееся лицо его жены. Он старался никогда не думать об Энни. Никогда. Он отдал все ее вещи на следующий день после похорон, и люди сказали, что он поступил правильно, приняв ее смерть с такой спокойной печалью.

Но по правде говоря, он просто не мог вынести того, чтобы случайно наткнуться на ее вещи. Шарф, оставленный на кресле. Подушка с запахом ее волос. Пара туфель, сброшенных под столом. Он бы сошел с ума, если бы не убрал все это из дома.

Ее родители занялись и похоронами. Вскрытие показало многочисленные травмы головы и груди — водитель грузовика, заснув за рулем, врезался в ее машину, когда она возвращалась из Хьюстона, от кузины. По мнению Блю, все было ясно, и следователь согласился. И чтобы избежать мыслей об этом, не представлять себе снова и снова эту трагедию, Блю собрал все ее вещи, сложил в коробки и вынес наружу.

Когда это было сделано, он собрал все фотографии, какие мог найти, начиная с детских, и отнес их на чердак. Прошло почти два года, прежде чем он встретился с другой женщиной, и то только по физической необходимости.

Вот как обстояли дела до тех пор, пока не появилась Элли, маленькая, умная и сильная, и переворошила всю его жизнь, и вновь пробудила либидо, заставив его испытывать чувства, которые, как он считал, давно умерли и были похоронены. В первые головокружительные моменты не было места для этих предупреждающих знаков, точек давления, в которых может прорвать плотину, если он не будет начеку.

Он мог назвать их по цветам. Вот этот красный. Ярость, такая горячая, что невыносимо. Гнев, ведь после всего, чего он лишился, Господь еще и забрал у него жену. Ярость на себя самого, потому что он никогда не может удержать то, что любит. Сине-зеленая точка, расположившаяся где-то в области аппендикса, была печалью и страхом. Это был цвет освещения в коридоре из его сна, где, какую бы дверь он ни открыл, за ней обнаруживался кто-либо из умерших родственников.

Розово-желтый пугал его больше всего, его он и пытался утопить, когда пил. Потому что это была любовь, прорывавшаяся словно какой-то сорняк, заглушающий все остальное.

Он выругался и налил себе еще, но чем больше он пил, тем ярче становились точки, пока он не смешался и не испугался.

— Проклятие, — прошептал он и опустил голову на мягкую шерсть собаки, стоявшей рядом с ним как на страже.

Он понял, от чего защищали его стены.

Когда Элли проснулась, Блю рядом не было. Ничего необычного. Он действительно спал мало и часто вставал раньше ее. Но утро было дождливым и темным, и ей хотелось прижаться к нему. Она перевернулась и уткнулась лицом в подушку, пытаясь ощутить его запах. И испытала шок, представив, что так будет… в недалеком будущем. Снова просыпаться одной, только с воспоминаниями о нем, и на подушке даже не останется запаха его волос.

Элли медленно осмотрела комнату. Она была и простой, и необычной, и светлой, и заполненной странными, темными тенями, как и ее хозяин. Груда одежды громоздилась на стуле. Она заметила рубашку, которая нравилась ей больше всего — темно-синяя, подчеркивающая светлые пряди в его волосах и убийственно-голубой цвет глаз. Представляя себе Блю в этой рубашке, упирающегося локтями в колени, с порочным блеском в глазах, Элли испытала целую волну эмоций. Еще она подумала о том, каким становилось его лицо, когда он был в ней, как оно принимало это странное, серьезное выражение, загнанное и голодное. И все, что она могла сделать, — это прикоснуться к его голове, обхватить его сильнее, прижать к себе ближе, прошептать его имя.

Элли вспомнила, что просыпалась временами ночью и слышала звуки музыки, а его не было рядом.

С ней все-таки произошло это. Она влюбилась, и серьезно, в человека, который потерял столько частиц души, что никогда не станет прежним. А в это тихое дождливое утро ей дано испробовать, каково будет оставить его. Как будто услышав, что она пошевелилась, Блю внезапно появился в дверях. Несколько секунд он просто стоял, опустив руки, и она заметила, как осунулось его лицо. Элли смотрела на него, снова предоставляя ему право решать, что делать. Не говоря ни слова, он пошел к кровати, срывая с себя одежду и бросая ее на пол. Потом встал на колени над ее телом, покрытым простыней. У нее перехватило горло от того странного, исходящего от него потока энергии, в котором слились воедино гнев, жар и желание, и она не шевелилась.