Даниэла Стил - Идеальная жизнь

– Мам? Это ты? – Она в любых местах угадывала шаги матери и всегда узнавала Блейз в ту же секунду, когда та входила в помещение. – Мам! – повторила Салима и бросилась через всю гостиную к прихожей. Блейз с улыбкой шагнула ей навстречу и обняла.

– Я так соскучилась по тебе. И вот взяла и приехала, – призналась Блейз, когда Салима, едва не сбив с ног, обняла ее в ответ. Эбби наблюдала за ними с теплой улыбкой. Блейз помахала ей свободной рукой. Салима, как всегда, выглядела настоящей красавицей. Люди говорили, что она – вылитая мать, даже ямочка на подбородке такая же, как и у Блейз. Единственным отличием были длинные темные волосы.

Салима повернулась к Блейз и потрогала ее лицо. И тотчас же нащупала слезы. Блейз всегда в первый момент плакала, навещая дочь.

– Ты плачешь! Неужели я стала уродливой после нашей последней встречи? – поддразнила она мать.

– Конечно! – подыграла ей Блейз и улыбнулась. – Стоит мне тебя увидеть, как я не могу унять слез.

– Какое счастье, что я этого не вижу, – картинно вздохнула Салима, продолжая шутку. Блейз обняла дочь за талию, и та крепче прижалась к ней. Они вместе плюхнулись на диван. Салима точно знала, что в каком месте находится в ее комнате. Каждая вещь здесь была ей хорошо знакома, и она без проблем перемещалась по дому. Салима была слепой.

В возрасте трех лет ей поставили диагноз: диабет первого типа. Это навсегда разбило сердце Блейз. Подумать только, у ее идеальной малышки детский диабет, который лечится лишь инсулином. Поначалу Салима заходилась криком и плачем при каждой инъекции или же когда ей кололи пальчик, чтобы проверить уровень сахара в крови. В конечном итоге ей пришлось носить инсулиновую помпу, но даже при этом рядом с ребенком постоянно должен был находиться взрослый. Это устройство помогало поддерживать уровень сахара в крови, круглосуточно вводя через катетер нужное количество инсулина. Салима носила устройство на поясе юбки или джинсов. До сих пор никаких проблем с этим не возникало.

Заболевание сказалось на зрении очень рано, уже к шести годам. Врачи заверили Гарри и Блейз, что ребенок слишком мал, чтобы навсегда утратить зрение. Когда Салиме исполнилось семь, она еще могла частично видеть, затем сетчатка отслоилась, и в восемь девочка полностью ослепла. Ее пытались оставить дома, но Гарри жил в Лос-Анджелесе, Блейз же постоянно находилась в разъездах. К разного рода няням доверия у нее не было. Вряд ли посторонние люди способны обеспечить за ее дочерью нормальный уход.

Перед Блейз встал выбор: или отказаться от карьеры, или поместить дочь в специальную школу для слепых детей, где ей будут обеспечены постоянный присмотр и уход. Диабет требовал постоянного контроля за уровнем сахара в крови. В школе же был хороший медицинский персонал.

И Блейз решила рискнуть и отдать туда дочь на полгода. В Колдуэлле Салиме понравилось с первой же минуты, едва она перешагнула порог школы. Там она почувствовала себя как дома: здесь учились такие же дети, как она. Она больше не ощущала себя непохожей на других, теперь рядом с ней всегда были подруги, с которыми можно было играть, когда захочешь. Блейз смогла облегченно вздохнуть, зная, что в школе ее дочь окружена вниманием и заботой.

Блейз продолжала работать, и через полгода стало ясно, что Колдуэлл – лучшее для Салимы место. Можно сказать, идеальное. И она осталась там на одиннадцать лет. По окончании школы, поступив в колледж, она осталась жить в своем домике, на территории любимого Колдуэлла. Она не представляла себе, как можно жить где-то еще. Временами Блейз испытывала чувство вины за то, что дочь растет вдали от больших городов, однако Салима искренне радовалась своему существованию в сельской местности. У Блейз же не хватило духу перевезти ее в Нью-Йорк. Пусть лучше все останется так, как есть. Не стоит рисковать.

Да и Эбби вряд ли смогла бы переехать туда вместе с ней. Ее мать уже много лет болела и нуждалась в постоянном уходе. В результате Салима осталась жить там, где жила все предшествующие одиннадцать лет. Эбби каждое утро провожала ее в колледж. Блейз купила для этого машину, и Салима была вольна ездить куда угодно. От нее больше не требовалось подчиняться распорядку жизни школьников. Большинство учителей были с ней в дружеских отношениях. Что касается Эбби, то та относилась к ней по-сестрински, если не сказать, по-матерински.

Эта их близость всегда вызывала у Блейз легкую досаду и легкие уколы ревности. Но, что греха таить, в некотором смысле Эбби действительно заменила Салиме мать, денно и нощно заботясь о своей подопечной. Блейз отлично понимала, что сама она не в состоянии это делать, даже если бы и не работала. Необходимость постоянно следить за состоянием здоровья дочери неизменно пугала ее.

– Чем это вы тут вдвоем занимались? – поинтересовалась Блейз, устраиваясь на диване рядом с Салимой. Дочь и ее воспитательница были неразлучны, как сиамские близнецы.

– Я учила Эбби петь гаммы, – рассмеялась в ответ Салима. Особой красотой Эбби не блистала. Лицо миловидное, но не более того. Сегодня Эбби была в джинсах и белом рыбацком свитере, который Блейз привезла ей из Ирландии. Салима – в дизайнерских джинсах и розовом свитере. И то и другое – недавний подарок матери. Обе выглядели как сестры, обе – намного моложе своего возраста. Салима смотрелась лет на пятнадцать, Эбби – чуть старше.

– Она безнадежна, – добавила Салима, имея в виду музыкальные способности своей компаньонки. – Она даже под дулом автомата не вытянет самую простенькую мелодию. Даже гаммы не может петь. Я проиграла ей пару записей музыки, которую мы изучали в колледже, музыки эпохи Возрождения, так она ее терпеть не может!

Все годы учебы в школе Салима пела в хоре, а по воскресеньям – в местной церкви.

– Эта твоя музыка жутко депрессивная, – с кислой улыбкой пожаловалась Эбби. Вид у нее при этом был виноватый.

– Я тоже так думаю, – согласилась с ней Блейз. – Разве ты не могла изучать что-то более позитивное? Например, рождественские песенки? Тогда мы могли бы тебе подпевать, по крайней мере я. Не знаю, от кого тебе передался музыкальный слух, но точно знаю, что не от меня, – с улыбкой добавила Блейз.

– В следующем семестре я собираюсь выбрать григорианские хоралы, – сообщила Салима, желая помучить своих собеседниц. Природа наградила ее божественным голосом. Салима пела при каждой возможности. У нее был лучший голос во всей школе, самый звонкий и чистый. Она легко, без усилий брала самые высокие ноты.

– Только попробуй петь эти свои хоралы, и я тотчас перееду в другой дом, – пригрозила ей Эбби. Впрочем, ей никто не поверил.

– Никуда ты не переедешь. Я – единственная, кто умеет заплетать тебе косы. Ты будешь похожа на чучело, если уедешь от меня, – пригрозила Салима. Все дружно рассмеялись.