Даниэла Стил - Идеальная жизнь

Тем временем публика заняла свои места, и распорядитель сцены выключила в зале свет. Блейз затаила дыхание. В следующую секунду, сопровождаемая Лючанной, на сцену вышла Салима. Лючанна подвела ее к самой середине и оставила у края площадки. Блейз тотчас бросилось в глаза, какая Салима грустная, как будто чем-то встревоженная. Господи, ну как она не догадалась сразу. Салима по-прежнему не знает, что ее мать здесь, в зале. Движимая неосознанным порывом, Блейз поднялась с кресла и, сделав два шага вперед, негромко – так, чтобы ее услышала только дочь, – сказала:

– Я здесь.

Лицо Салимы тотчас просияло. Она ее услышала.

Концерт начался. Салима пела как ангел, и, когда в конце программы она поклонилась публике, зал разразился шквалом аплодисментов. Когда овация наконец стихла, Лючанна с гордостью отвела свою ученицу за кулисы. Лицо Салимы светилось радостью победы. Блейз же, пока она пела, не могла сдержать слез. Это был самый прекрасный вечер в ее жизни.

Затем Блейз тоже прошла за кулисы, где Салима бросилась ей в объятия.

– Ты пришла! Я даже не надеялась, но ты успела!

– Задержись они еще немного, и я, честное слово, угнала бы самолет. В Ницце, в зале ожидания первого класса, я едва не придушила служащую «Эйр Франс». Я успела всего за две минуты до начала концерта.

– Спасибо, что сказала мне, что ты здесь, – поблагодарила ее Салима. – Не знай я, что ты сидишь в зале, я бы пела совсем не так. Но я пела для тебя, мама.

Услышав такое признание, Блейз расплакалась. Она гордилась дочерью не меньше, чем Лючанна. Тем временем аплодисменты не стихали, и Салима вернулась на сцену, чтобы раскланяться еще раз.

После концерта Блейз отвезла Салиму, Марка и Бекки в ресторан Гарри Чиприани. Лючанна присоединилась к ним чуть позже. Салима призналась, что умирает от голода. Весь день она была вся на нервах и почти ничего не ела. Блейз в очередной раз сказала дочери, как прекрасно она пела. Лючанна сделала видеозапись выступления Салимы, и Блейз не могла дождаться, когда же она эту запись увидит.

По дороге в ресторан Салима отправила Саймону сообщение о том, что все прошло просто прекрасно. Она на минуту задержалась у входа, чтобы прослушать его ответ. Он сказал ей, что страшно горд за нее, и попросил прислать ему диск с записью ее концерта. Салима пообещала сделать это при первой же возможности. Она также сообщила, что Блейз была на ее концерте, причем успела в самую последнюю минуту.

Салима была прекрасна в белом шелковом платье, которое они купили специально для ее выступления. Бекки тоже принарядилась в новое платье. Блейз шутила, что на их фоне выглядит настоящей замухрышкой: в рубашке, льняных брюках и золотистых сандалиях на босу ногу. Не говоря уже о том, что за восемь часов полета одежда на ней успела изрядно помяться.

– Мама, мне все равно. Ты могла прийти на мой концерт даже голой. Я так счастлива, что ты успела, – улыбнулась Салима.

– Я тоже, – ответила Блейз, беря дочь за руку. Она наклонилась и поцеловала Салиму в щеку. Блейз впервые была исполнена такой сильной материнской гордостью за Салиму, ее музыкальные достижения, упорный труд и прекрасный концерт. Гордилась Блейз и собой за то, что успела и не подвела дочь. В кои-то веки работа отошла для нее на второй план, уступив место семье. Это был самый счастливый вечер в жизни обеих – и матери, и дочери. Блейз с гордой улыбкой смотрела на дочь, а в следующий миг почувствовала, как в ее чреве впервые шевельнулся будущий сын.

Всю субботу и воскресенье Салима упивалась успехом своего концерта. Позвонила Лючанна, чтобы в очередной раз сказать ей, что она была неподражаема. Блейз в знак признательности послала Лючанне две дюжины красных роз. Еще две дюжины, правда розовых, предназначались Салиме. Все трое пребывали на седьмом небе от счастья. В субботу они отправились гулять в парк, а потом на ужин в Вест-Виллидж, в шумный ресторан, в котором всегда было полно молодежи, и в очередной раз отметили успех Салимы. В воскресенье Салима и Бекки отправились в парк. Блейз наконец осталась одна и смогла заняться чемоданами. По всей ее комнате была раскидана одежда. Сама Блейз была под стать своему жилищу – босиком, в просторной белой фуфайке на пару размеров больше, чем нужно, и в джинсах. Она утром вымыла голову, и теперь ее ярко-рыжие волосы разметались по плечам. Она была занята тем, что пыталась придать этому хаосу некоторую упорядоченность, когда в дверь позвонили. Странно, Салима и Бекки только что ушли. Может, они что-то забыли, например ключ от квартиры, и решили вернуться за ним? Да, наверно, так и есть, ведь никакого звонка от швейцара, дежурившего на первом этаже, не было.

Блейз с улыбкой открыла дверь, рассчитывая увидеть перед собой девушек.

– Забыли ключи, милые барышни? – шутливо спросила она, но в следующий миг до нее дошло, что перед ней Саймон. Да-да, именно он, в брюках цвета хаки и белой рубашке, через локоть переброшен блейзер. Дар речи моментально пропал. Это было сродни тому, как открыть дверь призраку. Саймон тотчас понял это по ее лицу, которое сделалось бледным как мел.

– Ой, извини, я думала, это мои девушки. Кстати, что ты здесь делаешь? И почему швейцар не предупредил меня о твоем приходе? – спросила Блейз. Нет, она ничуть не рассердилась. Просто он застал ее врасплох. Она застыла, растерянная, не зная, что сказать, и даже не пригласила его войти. Они стояли в дверном проеме, глядя друг другу в глаза. Блейз как будто обдало горячей волной, но виду она не подала. Впрочем, Саймон все понял по ее глазам.

– Наверно, он все еще считает, что я живу здесь. Или же я ему нравлюсь, – пошутил Саймон и с нежностью посмотрел на Блейз. – Мне можно войти, или ты занята? – осторожно спросил он, не зная, впустит ли она его к себе в дом.

– Извини, то есть да, и то и другое. Я занята, но ты можешь войти. Я в пятницу вернулась из Франции и как раз разбираю вещи.

Она все еще была под впечатлением успеха дочери, довольная и счастливая.

– Я слышал, что концерт Салимы прошел «на ура», – сказал Саймон, входя вслед за Блейз в знакомую прихожую, а затем в гостиную. Они, бывало, сидели здесь, хотя и не слишком часто. Гостиная производила впечатление слишком чопорной. Неудивительно, что он предпочитал кухню, или рабочий кабинет Блейз, или ее спальню. Но теперь Саймон больше не жил здесь и поэтому был посторонним человеком. Блейз пыталась об этом не думать, когда предложила ему присесть. Она понятия не имела, зачем он пришел, – наверно, проведать Салиму, что с его стороны довольно самонадеянно. Ему даже в голову не пришло заранее позвонить и узнать, будет ли кто дома, и вообще, рады ли ему здесь. Что совершенно не в его духе. Раньше за ним такого не водилось.