Барбара Хоуэлл - Прогулочки на чужом горбу

— Без него я б никогда не написала свою книгу. Я приезжала из Таоса и жила в Нью-Йорке у сестры, пока он редактировал рукопись. Каждый раз я привозила с собой новый материал, который он компоновал и приводил в порядок, — закончила она, одарив обезоруживающей улыбкой меня и, одновременно, «Олега Кассини» за соседним столиком (он, наконец-то, обратил на нее внимание). — У него такой блестящий строгий ум.

— Он будет помогать тебе и со следующей книгой? — спросила я.

— Да нет. Он занят другими делами. — И добавила: — Мы теперь почти не видимся. Наш роман исчерпал себя.

понимаешь, что я имею в виду? Это должно было случиться.

Я понимающе кивнула головой, хотя, ей-богу, понятия не имела, о чем идет речь — мне-то ведь никогда не приходилось трахаться с редактором, чтобы выбить из него бестселлер.

— Самое ужасное — Джефри узнал о моей связи с Найджелом и избил меня. Чуть руку мне не сломал.

Теперь она — воплощение стоицизма. Словно жестокость со стороны окружающих — нечто естественное.

— Мне нравился Найджел, но по-настоящему я любила и до сих пор люблю только Джефри. Хотя и понимаю, что он-то меня не любит. От меня ему нужны лишь деньги, которых у меня совсем немного.

Я остаюсь верна себе: узнав, что это хрупкое существо страдает из-за жестокости окружающих и беспощадных обстоятельств, я начинаю испытывать злость и вместе с тем непреодолимое желание — и даже потребность — отомстить ее врагам и восстановить справедливость.

— Как можешь ты продолжать любить человека, который чуть не сломал тебе руку? Не могу представить…

— Я все тешу себя иллюзией, что он исправится.

— Но даже если он и переменится, ты ведь не сможешь забыть, как он относился к тебе?

— Это все из-за наркотиков, к которым он пристрастился в школе. Он ничего не может с собой поделать.

— Сумеет, если захочет.

— Последний раз, когда мы виделись — это было три месяца назад, — я пригласила его к себе, приготовила ему обед, а он, выпив всего два бокала, затащил меня в спальню и, веришь ли, изнасиловал. Я так перепугалась, что тут же выписала чек на десять тысяч долларов, только б поскорей от него избавиться. Я знаю, на что пойдут эти деньги — он купит на них кой-чего и, в общем, снова станет приторговывать этим делом.

Купит чего? Меня подмывало задать ей этот вопрос, но я передумала. В сущности, я знать не хотела, чем будет он торговать — травкой, героином или энциклопедиями. Мне был безразличен этот насильник, наркоман и бездельник, это чудовище, имеющее наглость продолжать пользоваться деньгами и телом моей подруги.

— Просто боюсь: а вдруг он вернется, — сказала Джой, закрыв глаза и опустив голову; в руке она сжимала счет. — Я заплачу, — добавила она жалобно и стала рыться в своей объемистой сумочке в поисках кредитной карточки, которая, по ее уверениям, точно была там; копалась она целую вечность.

Я подумала было оплатить счет сама, но решила, что, в конце концов, это Джой пригласила меня сюда, да и в любом случае у меня не хватило бы денег. Ральф держал меня в черном теле. К тому же, к этому моменту я задумала сделать ей куда более ценный подарок.

Наконец, Джой извлекла свою кредитную карточку, которую официант тут же схватил; эта сценка вызвала во мне подозрение, что, по всей видимости, бывали случаи, когда Джой удавалось доиграть ее до конца и счета записывались ей в долг. Сомневаюсь, что обходительность метрдотеля распространялась и на дармовые обеды.

— Больше всего мне хочется порвать с Джефри раз и навсегда. Для этого необходимо лишь забыть о том, что я все еще его люблю. В противном случае он высосет из меня все оставшиеся деньги. И без того я отдала ему уже больше половины. По-твоему, я должна отдать ему все?

— Да нет же, Господи, нет, — чуть не вскричала я. — Тебе следует нанять адвоката. И как можно скорее.

— Нет, Мадлен, адвокат мне не по карману. Придется выпутываться самой.

— Но если он не оставит своих угроз, а ты по-прежнему будешь воображать, что любишь его, тебе никогда не выпутаться из этой ситуации.

— Будь уверена, я сумею.

Она вот-вот расплачется, хотя голос ее звучит храбро. Нижняя губа у нее дрожит так, словно вот-вот отвалится.

— Тебе нужна сильная и надежная опора в этой борьбе.

— На кого же мне опереться? Где найти?..

— Я поговорю с Ральфом.

— Да? Он что, знает толк в законах?

— Он — юрист. Я ведь писала тебе, что у меня хватило здравого смысла выйти замуж за человека, который, как и мой отец, юрист по профессии?

— Ах, да. Я и забыла. — На ее лице появилась ласковая, печальная улыбка. — Помню лишь, ты писала, что у тебя двое детей, и я, прочтя это, лишний раз пожалела, что у меня самой детей нет. Скажи, ты вгдь без ума от своих малышей?

— Они — чудо. Правда. Слов нет, как я их люблю. И хочу, чтобы ты обязательно познакомилась с ними и с Ральфом.

— Ты воспитываешь их в католической вере?

Поскольку какое бы то ни было религиозное воспитание у Джой отсутствовало, ее всегда особенно тянуло к католицизму. Типично мазохистская точка зрения.

— Нет, с этим я порвала окончательно.

— Как же ты смогла?

— Не верю ни одному их постулату. Католицизм — бесплодная, принижающая женщин религия, придуманная отчаявшимися, заблудшими людьми, которым нужен был лишь объект для поклонения. Ницше назвал ее религией рабов и был абсолютно прав. Я не могу согласиться с тем, что такая трусливая и безвольная личность как Мария является тем образом женщины, который достоин обожествления.

— А мне она нравится. Она прекрасна… Вспомни всех этих мадонн. Ей пришлось столько выстрадать.

— Что касается меня, то я предпочту ей любую из древних богинь, прекрасных и могущественных. Как жаль, что мы забыли о них. Даже имена их чаруют меня: Изида, Астарта, Афродита, Диана.

Взгляд Джой лениво устремился в сторону пары за соседним столиком, но если речь заходит о религии, меня не так-то легко остановить.

— Изида и Диана могли бы способствовать восстановлению достоинства женщины в гораздо большей мере, нежели миллионы законов, уравнивающих ее в правах с мужчинами. Я уже подарила Роберте и Гарольду иллюстрированную книгу с пересказом античных мифов — пусть дети сразу привыкают мыслить в правильном направлении.

— Но образ Марии более соответствует реальному положению вещей. Ты поняла бы это, если б тебе пришлось пережить то, что и мне.

— Очень надеюсь, что со мной этого никогда не произойдет. Мне не до того — детей надо поднимать.

— Мне хотелось бы увидеть их.

— Увидишь, обещаю, но вначале ты должна переговорить с Ральфом.

— Тебе повезло — попался нормальный муж. Я так рада за тебя, Мадлен. Я всегда знала, что ты не совершишь оплошности — сделаешь хорошую партию. По моему мнению, ты — просто чудо, и непременно станешь когда-нибудь известной, всеми признанной художницей. У меня есть чутье на это, поверь мне.