Евангелина Шамонт - Пересечение миров

Поцелуй света разбудил Эмму ранним солнечным утром. Она лежала в постели в одноместной больничной палате. Занавески на окнах были одернуты, и свет восходящего солнца заливал всю палату мягким желтым оттенком.

Это утро было особенным. Все чувства Эммы теперь зеркально отражались во мне.

Это было менее ощутимо, как, если бы я сам все это чувствовал, но, все же, я улавливал все ощущения Эммы, не только физические, но и эмоциональные. Это было странно. Я словно снова имел тело.

Эмма не чувствовала пустоты или волнения. Она не чувствовала физической боли, не смотря на аварию. Ей настолько было хорошо и спокойно, что она невольно прошептала сама себе:

– Я в раю, – улыбнулась она собственной мысли.

Увидев себя в больничной койке, она вернулась в реальность и начала вспоминать минувшие сутки.

– Что произошло? – спросила она у пустоты. Очевидно, обрывки воспоминаний в ее голове складывались, как мозаика.

Я стоял в углу палаты и наблюдал за ней безмолвно. Всю ночь я провел около ее кровати, в надежде, что она очнется.

Эмма приподнялась на кровати, ее голова предательски застонала, напомнив о вчерашнем ударе, отчего она схватилась за голову рукой.

Оглядевшись, она увидела меня, стоящего в углу палаты. Ее глаза расширились, пульс участился, но это были другие ощущения, похожие на приятное волнение.

Я смотрел ей прямо в глаза, как вдруг понял, что она видит меня. Моя поза напряглась. Я медленно и нерешительно двинулся к кровати.

Эмма следила за каждым моим движением. Никто не произносил ни слова. Да это и не было нужно.

Я подошел к Эмме и протянул руку к ее щеке, прежде чем прикоснуться, но на мгновение остановился в нерешительности.

Эмма пронзительно смотрела мне в глаза, а я не отрывал от нее своего взгляда. Этот момент показался бы напряженным, если бы не невероятность происходящего.

Эмма почувствовала мое прикосновение и произнесла:

– Интересное ощущение. Я не чувствую касание теплой руки моей щеки, – прошептала она. – Я чувствую холодное дыхание на моей щеке.

Я тоже чувствовал ее кожу, но не так, как, если бы был из плоти. Я чувствовал, как мелкий ток проходил под моей ладонью. Я забыл обо всем на свете, глядя на нее.

Этот мир стал новым для меня и для нее. Мир, между Небом и Землей. Мир, не живых и не мертвых. Мир, где души соединяются, не смотря ни на смерть, ни на границу миров.

Но для Эммы это все было слишком невероятно. Она не знала, как реагировать на меня. Я убедил ее, что она не сошла с ума. Но, похоже, ее пугала невероятность нашей ситуации.

Она отстранилась от меня и попыталась встать с кровати. В этот момент зашла медсестра и помешала ей это сделать.

Эмма хотела проведать подругу и волновалась за нее, но медсестра сказала, что она стабильна и лежит в палате интенсивной терапии и все время спит, поэтому Эмма сможет навестить ее завтра.

Когда медсестра ушла, Эмма, глядя в окно, тихо произнесла, обращаясь ко мне:

– Тебе лучше уйти.

– Но…, – начал было возражать я.

– И не следи за мной, – добавила она.

– Я понимаю, тебе нужно время все осознать, – быстро сдался я. – Я не буду за тобой больше следить, но я буду ждать тебя в заброшенном особняке девятнадцатого века недалеко от здания, где ты занималась йогой.

Эмма лишь обернулась вполоборота, когда я покидал помещение, ничего не ответив.

В мой одинокий дом я прибыл с мыслями собственного бессилия. Теперь все зависело от Эммы. Я показал ей, что все реально и теперь только она может решить, принять меня или нет.

Ближайшие несколько дней я стоял у окна и смотрел в щель между забитыми досками.

Далеко-далеко, на самом краю горизонта виднелась узкая полоска крыши госпиталя, местами сверкая серебристыми лучами, отражающая солнечные лучи и дразня меня, мучившегося от жажды, своей доступностью к Эмме.

Только железная мысль об обещании, данном Эмме не позволяла мне сдвинуться с места и тот час же помчаться к ней в госпиталь.

Ей нужно было выздороветь, окрепнуть и подумать. Я хотел дать ей время, но ожидание с каждой минутой было для меня все более невыносимо.

Последние, сказанные ею слова сверкали, словно ножи, летящие в сердце жертвы. Как же слабы были мои шансы на то, что Эмма придет в мой дом.

День сменялся ночью, так же как моя великая надежда сменялась неминуемым отчаянием. Желая уйти от своего собственного бессилия, я попятился в сторону темного угла, где меня снова ждало вечное одиночество.

Из всех тяжелых минут этих ужасных последних дней это была, чуть ли не самая горькая минута. Я был готов снова погрузиться в отрешенность от этого мира.

Кругом не было ни звука, и вдруг среди этой мертвой гнетущей тишины и безмолвия откуда-то снаружи донеслись звуки бархатного голоса.

Этот голос был ломкий и нерешительный, но я узнал его с первых же нот.

– Николас, ты тут? – произнесла Эмма.

Я бросился к входу. Эмма стояла на пороге, нерешительно переступая с ноги на ногу. В ее глазах я снова увидел небо.

– Вот, я пришла, – развела руками она.

Я сразу почувствовал облегчение, словно тяжелый груз упал с моих плеч. Улыбка поползла по моему лицу.

– Проходи, – взволнованно произнес я, указав в сторону самой светлой комнаты, освещенной лучами заходящего багрового солнца сквозь расщелину в крыше.

Эмма робко прошла вперед, озираясь по сторонам, чтобы не споткнуться о разбросанную пыльную мебель этого старого дома.

Я следовал за ней по пятам, не веря окончательно, что она все-таки пришла. Меня мучил вопрос, который прямо вырвался из моих уст:

– Почему ты решилась прийти?

– Ты спас жизнь мне и моей подруге, – уткнувшись в пол, тихо произнесла она.

– Это единственная причина? – не унимался я, желая услышать от нее совершенно другой ответ.

– Нет, – помотала она головой.

Одним быстрым движением Эмма смахнула серую от старости простынь, покрывавшую антикварный диван. Я пристально смотрел на нее, в нетерпении ожидая продолжения ее ответа.

Она села на краешек дивана не оттого, что он мог быть старым или пыльным, а оттого, что она чувствовала себя взволнованно и нерешительно.

– Я не могу до конца понять, что происходит, и я хочу разобраться во всем с твоей помощью. Это главная причина, почему я здесь, – уверенно сказала она.

Я подошел и сел на противоположный конец дивана, хотя мне хотелось сесть настолько близко, чтобы чувствовать ее кожу, ее дыхание, отчетливо слышать стук ее сердца.

Но я не хотел лишний раз доставлять ей дискомфорт. То, что она пришла, уже делало меня счастливее, чем вчера.

– Так ты тот гонщик, который… – Эмма не знала, как произнести последнее слово.