Триша Вольф - Мир в красном, Книга Первая

- Куда ты идешь?

Но я не могу ответить Куинну прямо сейчас. Я разворачиваюсь и иду обратно, через всю квартиру, прямо в обмундировании, проталкиваюсь сквозь прессу и толпу во дворе и только там останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Никто не знает об этом. О том, что случилось со мной много лет назад. Это личное, это только мое. Он был внутри моего дома. Он смотрел на меня. Он знает секретные детали, которые я доверила своему дневнику. Единственное место, где я делилась своей историей.

Поэмы. Что они значат для меня… боль. Ужас. Позор. Невыносимые стихи, которые рассказывал мне снова и снова мой похититель, заставляя меня прочувствовать каждую строфу. Создавая и формируя из меня совершенную и добродетельную женщину через свои ужасающие пытки. Я была дрянной девчонкой, которую он желал преобразить в нежную и безупречную красавицу. Я знаю каждую строфу наизусть. Я возвращаюсь к тому моменту, когда прочла первые слова его любимого стихотворения там, в доме жертвы, что вновь заставляют меня истекать кровью… все мои раны открыты.

- Сэди… - Куинн тихо произносит мое имя, вырывая меня из липких лап паники.

– Ты не можешь сейчас сорваться, - говорит он, сжимая мой локоть и уводя вниз по тропе подальше от дома. - Слишком много людей. И я уверен, среди них есть репортеры.

Я с удивлением замечаю, что Куинн избавился от своего костюма, и решаю последовать его примеру. Я выскальзываю из пластикового скафандра, заставляя его струиться по моему телу, стягивая его трясущимися руками, пока тот не ложится бесформенной лужей у моих ног. Когда я скомкала пластик в плотный шар, Куинн, наконец, сказал.

– Подожди.

Я запихиваю сжатый костюм подмышку и разворачиваюсь лицом к толпе.

- Мы можем поймать Эйвери позже. Пошли поедим. Это будет долгая ночь.

- Нет, Куинн. Он здесь. – Обведя Куинна взглядом, я округляю глаза и незаметно киваю в сторону собравшейся толпы. – Согласно его психологическому портрету, он хочет вмешаться в ход расследования. – И в мою жизнь. – Это его самый большой шедевр. Последняя сцена должна все объединить, связать все преступления вместе.

Я сканирую взглядом толпу, задерживаясь на каждом отдельном лице.

– Я уверена, что он не смог бы держаться в стороне.

Периферическим зрением замечаю, что Куинн взял телефон и приложил его к уху.

- Убедитесь, что вы сфотографировали толпу. Я хочу, чтобы у нас был снимок каждого зеваки.

Я удивленно поднимаю бровь, когда он опускает телефон.

– Может быть, ты хочешь подойти к каждому и спросить, не он ли убийца?

Я сжимаю губы, уступая.

– Нет… да, ты прав.

Я должна признаться ему. Наверное. Я слишком осторожна с теми, кого впускаю в свое личное пространство. Мой мир состоит из горстки людей. Кроме клуба. Это единственное место, где я могу позволить себе быть собой. Он мог бы стать членом моего маленького мира. Мог бы последовать за мной однажды ночью. Он ждал права, ждал момента, чтобы ворваться в мою жизнь и сунуть нос в мои личные дела. Вопрос повис в воздухе: зачем?

- Это не соответствует профайлу, – говорю я себе.

Но Куинн прерывает меня.

– Почему нет?

Черт.

Я смело встречаю взгляд Куинна, готовая сказать ему всю правду. Первое время в наших рабочих отношениях, это были и лучшие моменты, и одновременно самые сложные, я любила подначивать Куинна, выдавая ему всю правду без прикрас. Я должна отстаивать очевидные факты, или, по крайней мере, свои подозрения. Я не знаю, как и почему это связано со мной, и почему мне стоит быть на стороже. И это не ложь. Я боюсь. Хотя я не хочу выдавать желаемое за действительное, есть вероятность того, что мой разум избирательно соединяет кусочки реальности и связывает их с моим прошлым.

После похищения было время, когда я серьезно сомневалась в своем здравомыслии, но прошло уже слишком много времени. Я преодолела так много, и не хочу вернуться обратно в мир сомнений и страха. Но это именно то, что преступник заставляет меня делать – сомневаться в себе. Пока я не уверена, что субъект планирует делать со мной, Куинн должен оставаться в неведении. Иначе он может исключить меня из расследования. И если сейчас игра субъекта вертится вокруг меня, это его только разозлит. Значит, я буду играть в его игру. Я должна понять правила этой игры. Тогда я пойму, кто он.

- Возможно, будут существенные отличия от первого портрета, - говорю я, перебирая в голове все новые детали.

Куинн склонил голову.

– Я думаю, мы имеем дело не с обычным подражателем, все гораздо глубже. Он не просто подражает Батори, не просто восхищается ею… он считает, что между ними существует особая связь. Романтические отношения. – на лице Куинна явно отражается замешательство, и я вижу, что теряю его, он уже далеко.

– Эротомания, – я явно говорю лишнее.

Он качает головой.

– Серьезно? Ты действительно думаешь об этом? Ты думаешь, что мы имеем дело с сумасшедшим психом, который верит, что у него отношения с женщиной умершей более четырехсот лет назад?

Да, эти слова, произнесенные вслух, звучат еще более бредово, чем в моей голове. Но это все, что у меня есть, и я вынуждена работать с этим. Я должна оставлять все свои домыслы при себе и не показывать, что это как–то связано со мной.

Я киваю головой.

– Вообще, все это не очень романтично. Похоже, он думает, что является одним из сообщников Батори, и что все его действия своего рода дань ей. В конечном счете, он поверил, что у графини есть истинная привязанность к нему. Не важно, считает он ее мертвой или живой. В своем заблуждении, он мог поверить в одну из вампирских легенд. Он может думать, что она вернется из мертвых…, - я проигнорировала скорчившего гримасу Куинна. - Смотри, его поступки не так важны, как очевидный факт того, что он стремится произвести на кого-то впечатление. Возможно, он верит, что графиня посылает ему секретные сообщения о том, как лучше воплотить ее волю.

- Иисусе, – говорит Куинн.

Нажав на кнопку брелока от машины и разблокировав автомобиль, он открывает дверь и кладет на пол свой аккуратно сложенный пластиковый комбинезон.

- Мы можем просто пойти и поесть? – спрашивает он, опираясь рукой на капот машины, развернувшись ко мне. – Я не смогу справиться с этим на пустой желудок.

Я думаю, он просто не хочет слушать мои дальнейшие рассуждения о профиле субъекта. По крайней мере, Куинн готов слушать меня и воспринимать мою информацию, даже такие невероятные идеи. Исполнитель может очень пострадать от всего этого эротоманского бреда, он пытается не только подражать покойной графине, но и произвести впечатление. У меня сейчас слишком много фактов, и мне нужно упорядочить их все, прежде чем сделать конкретные выводы. Для того, чтобы разобраться во всем, мне определенно нужно спокойное место.