Анастасия Кудинова - Я вижу пламя (СИ)

Я ненавидел свой дом.

Я ненавидел туда приходить.

Я ненавидел все, что напоминало мне о нем.

Те годы голода, нищеты, я тоже ненавидел, как и пьяного отца, его поступок, что когда-то подсел на азартные игры, и нам пришлось жить в недостатке.

Но если посудить, больше всего я ненавидел ЕГО. Ведь из-за него все пошло к коту под хвост. Он тяжело переживал «уход» мамы, но и я не меньше; чтобы отвлечься от воспоминаниях о ней посещал долбанное казино, задолжал одним магнатам, из-за которых нам пришлось поменять место жительства, лишь бы отдать им все до единого цента. А потом он начал пить. Каждый чертов вечер я обнаруживал в его руке новую бутылку спиртного и ничего не мог сделать. Но спустя какое-то время вправил ему мозг и сказал, как он паршиво поступает. Отношение отца ко мне после того «разговора» только испортилось, стало холоднее самих арктических льдов. Он практически перестал общаться со мной, редко открывал рот, когда я возвращался после работы или другого места. Сейчас… папа относится ко мне так же. Иногда выпивает, бесится, что мама так рано покинула нас. Он живет в прошлом, а не в настоящем. Никогда не интересуется как у меня прошел день, на кого я хочу поступать или там… не спрашивает, бывает ли мне одиноко. Он — типичный эгоист. Думает только о себе, своих проблемах, которых не в силах решать. Я привык, что ему на меня наплевать с высокой колокольни.

Я хоть стараюсь идти вперед, что-то изменить, чего-то добиться, а отец… просто сидит на заднице, не двигаясь. Когда ступаю на следующую ступеньку нашего существования, он отдаляется от меня еще больше, живя в своих воспоминаниях, и оставаясь в самом низу лестницы.

Я, естественно, тоже скучаю по маме, но никогда не превращусь в такого, как он.

Ни за что на свете.

Я — не мой отец.

И никогда им не буду.

Добравшись до своей квартиры, я положил ладонь на ручку двери и замер.

Интересно, что-нибудь изменилось дома?

По любому нет. Все так же, как и раньше. Что может стать другим? Тот человек, который зовется моим папой, или обстановка вокруг него?

Ни что из перечисленного.

Выдохнув, я зашел в мой персональный Ад и в душе громко закричал, мысленно выдергивая себе волосы, когда нос уловил отвратительный запах прелости, немытого тела и… алкоголя.

Вечер.

Отец.

Спиртное.

Опяяяяяяять!

Плотно сжав губы и кулаки, чтобы все творящееся внутри меня не стало реальным, я с шумом снял кеды и, ненавистно оглядев скудные старые обои цвета пережаренной яичницы, направился на кухню, где, не сложно было понять, сидел источник вони. Зайдя в темную тесную комнатку, в которой бы любой клаустрофоб сошел с ума, не выдержав здесь и нескольких секунд, я увидел развалившегося на стуле с бутылкой какой-то дряни отца. Он, подпирая изнеможенной рукой голову, чтобы та не ударилась о стол, медленно тянулся губами к горлышку, причмокивая.

Отлично, черт возьми. Судя по его состоянию, выпил он уже достаточно, чтобы здравый рассудок надолго затуманился.

Ненавижу!

Ненавижу!

Ненавижу!

Спустя секунды, его покрасневшие глаза цвета болота переместились с пойла на меня, затем рот воспроизвел какой-то непонятный звук, типичный тем, что выдают алкоголики со стажем. То ли это было удивление, то ли радость или проявление ярости, я так и не понял.

— Ты же обещал, что не будешь так часто глотать алкоголь. Это уже четвертый раз за неделю, — процедил я ядовито, с презрением глядя на существо перед собой.

— Как ты с отцом разговариваешь? — шатаясь и пытаясь состроить разгневавшееся выражение лица, пробубнил он. Часть спиртного, когда его рука затряслась, вылилась ему на запачканную в чем-то рубашку.

Мерзь…

И еще думает, почему я не уподобляюсь ему и не пью алкоголь…

Не хочу стать таким, как он.

— Ты для меня как отец навсегда умер. Уже давно, — с легкостью произнес я, доставая из кармана деньги и кидая их на стол. — Вот, возьми, купи себе еще того, что у тебя в руке. Ведь только на это ты тратишь деньги.

Даже не возразив или не ответив ничего, он взял купюры и с глупой физиономией принялся их считать. Закончив, сморщился в недовольстве и взглянул на меня.

— Почему так мало? В прошлый раз было больше!

Я тихо засмеялся.

Даю ему деньги, а он еще и привередничает.

Какой козел! Мерзкий, отвратительный козел!

— Я купил гитару, а оставшуюся сумму разделил на две части, одну из которых дал тебе, а другую отложил на университет, — объяснился я, показывая пальцами на музыкальный инструмент.

— Лучше бы ты работал в «Бешеных псах», чем скакал по сцене со своими глупыми дружками, как идиот. На этом далеко не уйдешь.

Я замер, переваривая его слова.

Что? Да как этот человек может говорить такое?

Хотя, что и следовало ожидать…

Разве он похвалил бы меня за то, чего я добился вместе с ребятами?

Нет. Конечно, нет!

— Может быть, это мое будущее! Мне нравится играть в группе, нравится сочинять песни и исполнять их перед публикой! — повысил голос я, держа всю ярость плотно в кулаках и пытаясь тщетно успокоить свой пыл. — Поступлю ли в Вашингтонский университет или нет, но никогда не перестану заниматься тем, что мне по душе.

Гнусно смеясь, отец спрятал данные мною зеленые в карман и резко встал, отчего я слегка пошатнулся. Я не боялся его, просто он был непредсказуем, когда в его крови бурлил алкоголь и мог сделать все, что угодно.

— Твое будущее здесь! — выплюнул темноволосый, ткнув кривым пальцем в мою грудь. Он находился так близко, что я почувствовал, как содержимое желудка вот-вот готово вырваться наружу из-за неприятного запаха. — Ты сгниешь в этих стенах и ничего не добьешься! Лучше найди нормальную работу или верни старую! Своими песенками ты не нагребешь много деньжат! Не будешь же до старости лет скакать с балалайкой, развлекая детишек!

— Буду, — бесстрашно смотря на него, отрезал я.

Бросив бутылку в сторону, отец сорвал с моего плеча чехол так, что я понял произошедшее только тогда, когда он достал гитару. Кинувшись на него с кулаками и прекрасно понимая, какая чертовщина произойдет далее, я получил смачную пощечину и, словно обессилев, рухнул на пол. Перед моими глазами он разбил то, что я мечтал купить так давно, об холодильник. Его улыбка, растянувшаяся до самых ушей, пробуждала во мне бурю злости, а вид сломанного дерева и закрученных струн дал лишь ей выплеснуться на свет оглушительным криком.

— И где теперь твое будущее? — бросив гитару, сказал мерзкий человек, которого я называю отцом.

Я не знал, как реагировать на все это. Разнообразная гамма эмоций плескалась внутри меня. Хотелось убить его на месте, стукнуть об стену или врезать по лицу, но я выбрал самый (для меня) беспощадный вариант. Я решил ему тоже нанести удар, только словами.