Любовь Тумановская - Allegro в четыре руки. Книга вторая

— Пожалуйста, увези меня отсюда… — умоляющим тоном прошептала я. — Я хочу домой.

Наверное, он почувствовал, что я готова была сорваться и, к тому же, очень устала, поэтому буквально через двадцать минут пожелал гостям хорошо повеселиться и объявил, что мы покидаем их.

Мы попрощались с близкими и опять же таки под аплодисменты сели в празднично украшенный лимузин, который не только снаружи, но и внутри весь был украшен цветами. Через несколько минут всё кончилось — улыбка сразу же исчезла с моего лица.

— Надеюсь, мы направляемся домой? — спросила я холодным тоном.

— Домой… хотя и не должны были — нас ждёт шикарный "люкс" в отеле, — ответил Алексей.

Я наградила Дёмина презрительным взглядом и отодвинулась. Это ему не понравилось.

— Тебе настолько неприятно сидеть со мной рядом? — бросил он мне в лицо, затем силой обнял меня и поцеловал в губы.

— Прекрати! — едва сумела вырваться я от него.

— Скажи спасибо, что ты беременна… — сердито произнёс он.

— А то что? — возмутилась я.

— Я бы не посмотрел на твои фокусы! — ответил он.

Я отвернулась к окну и, задумчиво глядя на синюю полосу океана, вдоль которого тянулась дорога, стала вынимать невидимки из своих волос — мне очень хотелось ослабить причёску и освободить голову от всех этих шпилек. В эти минуты ком подкатил к моему горлу и ресницы в момент стали влажными.

— Давай я помогу… — тихо произнёс Алексей.

— Не нужно! — грубо фыркнула я, ненароком позволив ему увидеть слёзы на моих глазах.

— Хорошо! Я не притронусь к тебе! Только не плачь! — занервничал он.

Так молча мы и доехали до дома.

Лин встретила нас с широкой улыбкой — она была искренне за нас рада.

Едва переступив порог, я бросила край платья на пол и направилась к ступенькам — длинный, расшитый вручную шлейф, тянулся за мной по мраморной лестнице.

— Виктория, стой! — окликнул меня Дёмин, — Лин поможет тебе подняться и снять платье.

Затем он обратился к горничной:

— Лин, Виктория больше не будет спать в комнате для гостей: она теперь моя жена, — заявил он, и моё сердце замерло. — Перенеси, пожалуйста, её вещи… в одну из спален. Пусть это будет та спальня, которая рядом с моей.

Горничная одобрительно кивнула головой и принялась мне помогать. В ту ночь, которая, казалось бы, должна была стать самой сказочной в нашей жизни, мы с Алексеем спали в разных комнатах. Нас разделяла всего лишь стена… Но это была не просто механическая преграда, это была стена глубокого непонимания, боли и непростительных обид.

Время летело быстро. Мы с Алексеем так и продолжали жить в разных комнатах под одной крышей, хотя порой мне казалось, что мы обитаем не только в разных помещениях, но и в совершенно чуждых мирах, настолько мы отдалились друг от друга.

Вскоре у нас родился сын Григорий — точная копия своего отца. Мы назвали его так в честь дедушки Алексея. С первых дней жизни все почему-то стали звать малыша Грегори

— на американский манер. Меня это нисколько не смущало, так как мне нравились оба варианта этого имени.

Дёмин даже присутствовал на родах и был безмерно счастлив тому, что у него родился сын. Моя палата в престижной клинике Майами вся была заставлена букетами роз, казалось, что даже дорога от клиники до нашего дома была устлана ими. Но даже рождение сына не помогло нам сблизиться. Я прекрасно понимала, что это я поставила эту непреодолимую стену между нами, но ничего не могла с этим поделать. Я не могла смириться с тем, как он поступил когда-то, и всё ещё была уверена, что никогда его не прощу.

На людях мне всё же приходилось вести образ жизни жены Алексея Дёмина: ходить с ним на приёмы и прочие торжества, хотя дома мы почти не разговаривали и могли даже не видеться по несколько дней подряд. Всё это было ужасно, особенно, если учесть ещё и тот факт, что об этом не знали ни мои родители, ни Лена: мне даже не было кому излить свою душу.

Однажды вечером я сидела за столиком в саду и покачивала коляску, в которой сладко спал Грегори. Мой взгляд был устремлён на ворота, я даже не помню, о чём думала тогда. В этот момент подошёл Алексей и присел рядом.

Увидев, что я смотрю на ворота, он резко встал из-за стола, приблизился к воротам и нажал на пульт — ворота автоматически распахнулись.

— Иди, Виктория! — сердито буркнул он мне. — Ты вольна идти куда пожелаешь! Ты ведь этого хочешь? Я прав?

Я растерялась, не зная даже как реагировать на такое.

— Но имей в виду: сын мой останется здесь! — продолжил он, только что искры из глаз не пуская. — Он всегда будет здесь, независимо от того, где будешь ты! Ты поняла? Отныне для тебя не будет существовать никаких запретов на передвижения! Можешь идти, куда пожелаешь!

Его слова больно меня ранили. Я оставила Грегори на Лин, вскочила и побежала в дом. В тот день я снова долго плакала. И в какой-то момент ко мне пришло понимание: я теперь навсегда зависима от этого дома. Мне никогда не уйти отсюда, ведь больше всего на свете я любила своего сына и ни за что не позволила бы кому-то нас разлучить, даже его отцу.

Прошёл год нашего совместного существования с Дёминым под одной крышей. Однажды вечером мы готовились пойти на очередной светский приём, который почему-то был для Алексея очень важен. Я, как всегда, должна была сопровождать его.

Всё выглядело, как обычно: на мне изящное платье, на нём элегантный костюм, известный холдинг, море гостей, изысканные угощения, тихая музыка, светские разговоры, вспышки фотокамер… Но в один момент к нам неожиданно подошли журналистка с оператором. Женщина стала забрасывать нас перед камерой каверзными вопросами:

— Госпожа Дёмина, как поживает ваш маленький сын? Ему ведь скоро исполнится полгода? Не так ли? За какую сумму вы готовы согласиться на фотосессию с сыном для популярного издания?

— Господин Дёмин, расскажите об отношениях с вашей супругой! Говорят, ваша семья

— это всего лишь искусно разыгрываемый спектакль для зрителей, а на самом деле вы даже не разговариваете друг с другом. Это правда?

— Моя личная жизнь и всё, что связанно с моей семьёй, неприкосновенны для прессы! Настоятельно рекомендую вам и подобным вам репортёрам хорошенько это запомнить! — резко отрезал Алексей, мастерски избавившись от назойливой журналистки. Произнося эти фразы, он бросил на меня острый взгляд, и я поняла, что он очень рассердился: похоже, слова этой дамы сильно его задели.

"Как только ей в голову пришло спрашивать такие вещи в присутствии такого количества людей? — недоумевала я. — Наверное, она сделала это специально, желая ещё больше отдалить нас друг от друга!"

И у неё это замечательно получилось! После инцидента Дёмин весь вечер был сам не свой и даже не скрывал, что у него — плохое настроение. Когда мы приехали домой, вся его злость обратилась на меня. Когда мы поднялись на второй этаж и я, как всегда, направилась к своей двери, Алексей внезапно преградил мне путь.