Паулина Симонс - Талли

— Да, и куда же ты собираешься ездить? Назови хоть одно место. Вот-вот. Признайся, что на самом деле тебе не нужна эта машина.

— Хорошо, — согласилась Дженнифер. — Но учти, Мейкер, нужна она мне или нет, ты на ней ездить не будешь, я не дам ее тебе даже на пять минут. Это я тебе точно говорю.

— Да не нужна мне эта дурацкая машина, — улыбнулась Талли и дотронулась до волос Дженнифер. — Ты только научи меня на ней ездить.

Робин пришел в Виллэдж Инн и сел напротив Талли. Вернее, Талли уже сидела так, что он мог сесть только напротив. Она выглядела совершенно иначе, чем прошлой ночью, и была больше похожа на себя ту, которая сначала пришла к Дженнифер — без краски. На ней были старые выцветшие джинсы и свитер с надписью «Развлекайся! Это — Топика!» Нежные серые глаза, обведенные синими кругами. Бледный рот, нос, слегка бесформенный. Короткие кудрявые волосы. Было не похоже, чтобы ее что-то тревожило или пугало, и не похоже на то, что это та же девушка с вечеринки; это было вообще ни на что не похоже, потому что Робин сидел напротив нее; смотрел, как она крошит свой гамбургер, и думал, что она самая красивая девушка, которую он когда- либо встречал в своей жизни.

— Почему ты сказала мне, что я могу заехать за тобой домой? — спросил он.

Она лишь слегка улыбнулась ему.

— Я думала, ты не придешь.

К ним подошел официант, и Талли, лучезарно улыбаясь, заказала кофе и лимонный пирог.

— Да, ты здорово преобразилась на вечере у Дженнифер, — сказал Робин.

— Что такое? Ты жалеешь, что пришел сегодня? — спросила Талли.

Он быстро мотнул головой. «Серый — не особенно теплый цвет, — подумал он. — Никогда прежде я не видел по-настоящему серых глаз».

— Нет, так ты выглядишь даже лучше, но — другая.

Они проговорили примерно с час.

— Чем ты занимаешься, Робин? — спросила Талли. — Ты сам. Когда не сопровождаешь старшеклассниц на вечеринки?

— Я работаю на своего отца, — ответил он. — «Де Марко и сыновья. Высококачественная верхняя одежда».

Талли казалась удивленной.

— В Манхэттене? Разве здесь есть рынок для таких вещей?

Робин пожал плечами.

— У нас нет конкурентов. И это неплохо.

— Теперь понятно, почему ты так хорошо одет, — сказала Талли с полуулыбкой.

Разговаривая, Талли жестикулировала, и Робин, чья семья тоже отличалась выразительной жестикуляцией, нашел движения ее рук очень итальянскими и очень привлекательными. Они приятно провели время. Она была веселой, ничуть не страшной и в общем показалась ему совершенно нормальной. Потом они закурили. Прикуривая от его зажигалки, Талли пристально смотрела ему в лицо.

Но когда Талли подняла свои руки — тонкие, белые и очень приятные на вид, — чтобы изобразить приятельницу во время полицейской облавы в танцклубе, Робин увидел ее запястья. На обоих запястьях, очень близко к ладоням, он увидел два неровных горизонтальных шрама темно-розового цвета, длиной примерно в дюйм. Он глубоко затянулся. Она перестала рассказывать и посмотрела на него. Робин гадал, что она разглядела на его лице — страх? жалость? больше чем страх? Часто ли ей приходилось видеть подобное выражение на мужских лицах? Выражение, в котором желание мешалось с нежностью. Часто ли?

И тотчас он почувствовал в ней перемену. Она прекратила представление в лицах, и глаза ее стали холодными.

Сидеть и не разговаривать было абсолютно немыслимо, — еще хуже, чем получить подтверждение его догадки, поэтому Робин взял себя в руки и заговорил. Дотронувшись до ее рукава, он спросил:

— С тобой все в порядке?

— Конечно, — сказала она. — Абсолютно.

Робин смотрел на ее запястья, она тоже.

— Ах, это, — сказала Талли, — я порезалась, когда сбривала волосы.

— О-о, — протянул Робин, отпуская ее рукав и чувствуя, что бледнеет. — Надеюсь, ты… не слишком часто их сбриваешь.

— Нет, не слишком, слава Богу.

Она сделала попытку улыбнуться.

«Я люблю ее, — вдруг совершенно ясно осознал Робин, чувствуя, как ему сдавило грудь и к горлу подступает спазм. — Я люблю ее. Как такое могло случиться? Как? Что она сделала?»

Отъехав от Виллэдж Инн, они миновали Сорок пятую улицу и двинулись на восток, в направлении озера Шоуни и Лоуренса. Талли была еще молчаливее, чем в ресторане. Она просто смотрела на дорогу, лишь один раз раскрыв рот, чтобы заметить, что становится прохладнее.

— У озера действительно красиво, — сказал Робин. — Посмотри вокруг. Холмы, долины, луга.

— И высокая трава, — безразлично отозвалась Талли. — Это прерия, Робин.

Она выглянула в окно.

— Да, но ты только взгляни. И не подумаешь, что здесь была прерия.

— Все равно это прерия, — сказала Талли.

Остановившись на берегу, они опять занялись сексом; и опять все произошло слишком быстро. Робин ничего не понимал. Поблизости никого не было. Талли погладила Робина по волосам и мягко оттолкнула. Он вздохнул и оделся.

— Надо понимать, на этом ты покончила со мной, Талли? — сказал он.

— Вовсе нет, — сказала Талли, дотрагиваясь до его щеки. — Но мне нужно возвращаться.

— В чем дело? Твоя мама больна?

— Очень больна. Если бы ты только знал… — протянула Талли.

— Расскажи мне.

— Да нечего рассказывать.

Робин сделал глубокий вздох и рассказал ей, что у его отца рак.

— Мне очень жаль, Робин, — сказала Талли, похрустывая пальцами, — моя мать совсем не так больна, ничего такого. Просто она… строгая, вот и все.

— Насколько строгая, Талли? — ему хотелось знать. — Установила тебе комендантский час? Настаивает, чтобы ты все время делала уроки и никуда не ходила? Заставляет тебя выполнять всю домашнюю работу?

— Если бы только, — сказала Талли. — Нет, Робин, мне в самом деле очень трудно объяснить тебе это. Она не очень… коммуникабельна.

— Насколько я понял, ты тоже, — сказал Робин.

— Верно. Поэтому мы, я и моя мама, мало разговариваем друг с другом.

Робин молча смотрел на озеро.

— Но она все-таки — твоя мать, Талли. И другой у тебя не будет.

Талли взглянула на него.

— Это не всегда хорошо, Робин. Пойдем.

На Сорок пятую они въехали уже около семи вечера. Солнце успело спрятаться за холмами. Деревья, скотные дворы и прямоугольные зернохранилища неясными темными силуэтами проплывали мимо них. Робин и Талли минут десять ехали по Сорок пятой, когда с ними поравнялась идущая по встречной полосе машина, и вдруг, от нее отскочило что-то твердое и черное и, сбитое правым крылом «корвета», отлетело в сторону и шлепнулось на дорогу,

— Робин! — воскликнула Талли. Обе машины остановились. Из второй вышли двое молодых мужчин в клетчатых рубашках, уже вчетвером они вышли на середину дороги и увидели распростертого на земле добермана; он еще дышал, но не мог шевельнуть даже лапой.