Л. Бояджиева - Бегущая в зеркалах

– Это сын того самого человека, о котором неосторожно упомянула в своей разоблачительной статье Лаура. Самого героя моим друзьям удалось спрятать. Но мафия выкрала его сына, сделав официальное заявление – жизнь за жизнь. Если отец не явится сам с повинной на показательную казнь, парень будет уничтожен. Срок – три дня.

– То-то ты явился пораньше. Прилетел защищать справедливость? «Спасательная служба» благотворительного ведомства «Икс», – усмехнулась Алиса.

– Не знаю, Лиза, что ты там про меня придумываешь, – это все от твоих подростковых фантазий. У меня большие связи и много влиятельных друзей. Но сил явно не хватает для борьбы со всеми изъянами нашего далеко несовершенного, несмотря на обилие цветов и святых, мира.

Эта история меня беспокоит в первую очередь из-за Лауры. Ее имя уже не сходит со страниц затеянной ее собратьями по профессии дискуссии – о моральной ответственности и профессиональной этике журналиста. Да и парня жаль. Смотри, экий симпатяга!

– Гонщик, что ли? Вон бицепсы накачены – такой и сам за себя постоять может. Эх, господин Монте-Кристо, тянет тебя в самое пекло! И ведь не без уверенности в победу – ты же не камикадзе. Неужели никогда не приходилось чувствовать себя бессильным?

– Приходилось, увы… Я был совсем еще зеленый, когда на моих глазах погиб человек – мой сверстник, тоже мальчишка, ушел под лед, а я не сделал и шага, чтобы протянуть ему руку. Он кричал, молил о спасении… Я тогда ничего не понял, но вскоре после этого спас своего врага, вернее, помог ему выжить. А враг оказался другом, да нет – Учителем.

– Учитель?! Он был иранец, старик? – вспыхнула Алиса.

– Старик, но не иранец. Русский. И многое тогда, четверть века назад, точно напророчил и мне и миру… Ты тоже, Лизонька, я слышал от Альбертаса – волшебница оказалась? Да я всегда знал: с тобой ничего не может происходить просто так, все со значением, с особым смыслом. Не того полета птица.

– Неужели ты не видишь, что я уже целые десять лет сражаюсь за право на обыкновенность! И мечтаю, в сущности, о том же, что и любая нормальная женщина – о любви, доме, детях. Детях, которых у меня никогда не будет… Тот взрыв, ах, не будем об этом. Знаешь, что самое страшное: я приношу несчастье тем, кто заботится обо мне…

Остин зашагал по аллее, рассматривая кустики роз.

– Садоводческие успехи у вас здесь огромные. На цветы мадмуазель Грави влияет чрезвычайно положительно. И Альбертас мне про твои успехи рассказывал. Это ведь не всем дается – целительная энергетика. Особенным. Кстати, недавно у меня была продолжительная беседа с Арманом. Оказывается мой протеже и твой доктор-чудодей Динстлер, развил бурную деятельность, которую я по-дружески, немного финансировал. Строительство новой клиники, самостоятельная отработка новой методики – он оказался не таким уж растяпой – круто взялся за дело. —

Остин умолчал о внезапной женитьбе Динстлера и какой-то странной подоплеки всей истории с преображением робкого молодого человека в хваткого организатора и хозяина. – Ну ладно, здесь у вас просто версальский парк. Мы еще осмотрим каждый кустик, а сейчас, уж прости – мне пора на вызов – сама же сказала – «служба спасения».

На кухне, где Алиса привыкла ужинать с Дорой, пахло запеканкой с пармезаном. Ждали Остина, но было уже поздно, а он так и не появился.

– Хорошо, если еще сподобился поесть где-нибудь, а то, бывало, признается невзначай: а у меня, старушка, два дня крошки во рту не было. Не дело это. Сказала бы ему, Алиса, не мальчик уже. И доктор Жулюнас за его сердце сильно опасается. Но и слышать не хочет – я, говорит, заговоренный, двужильный – и за себя и за других, кому должником остался, поработать должен… А что за работа такая? Не бедный. Может отдохнуть, посидеть дома и чтобы ребятишки вокруг бегали… – Дора раскатывала на металлическом листе тонкое тесто для медового печенья. Алиса, чувствуя, что начинает дремать, неотрывно смотрела в пасть очага, где танцевал, смачно похрустывая осиновыми поленьями, веселый огонь. Сбоку бубнил никогда не отключаемый Дорой маленький телевизор. «Он у меня заместо часов, надо же как-то время знать, да и что в мире-то происходит. А то сижу здесь, среди кастрюль, как крыса в норе» – объясняла она хозяину.

«…Истекает срок предъявленного ультиматума. Всего 24 часа остается жить шестнадцатилетнему узнику, захваченному в заложники мафией. Сейчас мы покажем вам уникальный документ – киноролик, подброшенный неизвестным в нашу студию. Это обращение преступников к отцу юноши, является, по нашему мнению, прямым упреком органам правопорядка, проявляющим до сих вопиющую беспомощность. К вам, стражи порядка и справедливости, обращает этот голос». На экране замелькали черно-белые полосы и камера крупным планом выхватила плечо в кожаной куртке, потом щеку и часть лица, стремящегося отвернуться. «Только теперь я понял, как любил жизнь», – глухой голос и ладони, охватившие голову. «Он плачет, твой сын, он сказал, что любил жизнь, потому что уже не верит, что подонок-отец спасет его. Ты слышишь нас, предатель, ты знаешь, чего мы ждем. Осталось 24 часа. Нам нужен твой труп на Пьяцца дель Пополо. В обмен на этого парня…, – хрипел в плохой микрофон мужской голос. – Мы хотим проучить всех, кому захочется открыть рот».

Алиса не слышала комментариев Доры. Мысленно она была уже далеко – в кирпичном подвале с деревянным столом и охапкой сена, на которой, свернувшись клубком, лежал незнакомый парень. Она видела, как дрожат его плечи, как за ним с лязгом захлопнулась дверь. На улице было ослепительно ярко – свет словно исходил от разогретого солнцем камня. Глухие низкие стены, узкая пустынная улочка, разморенная жарой – ни кустика, ни деревца. Небольшое окно, закрытое бурыми жалюзи и облезлая надпись: «Caffa comikus». Шелест резины по булыжнику, приторможенный велосипед, босая нога на педали. Под сетчатой багажной сумкой, набитой подгнившими плодами манго, темнозеленый номерной знак: Siz 037 ОК. Все. Алиса очнулась от настойчивого сигнала, сверлящего ее мозг.

– Быстрее, быстрее! Надо сообщить Остину… – она не сомневалась, что видела именно то место, которое безуспешно разыскивает полиция. – Да где же он, Дора, где искать?

Она позвонила Лауре – телефон молчал. Альбертасу – он сказал, что давно не видел Брауна. «Где же ты, где?» – Алиса чувствовала, как включился внутри часовой механизм, отсчитывая убегающие минуты. Ничего не решив, она увидела себя в зеркале, застегивающей жакет.

– Куда ты, Алиса? – Ночь на дворе, – засуетилась Дора.

– В полицию. Скажи Остину, если вдруг вернется.

Она уже выводила из гаража «фиат», когда увидела в свете фар запыхавшуюся, машущую ей руками Дору.