Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

— Что вы замолчали? Восторг? Упоение? — Марьянов горделиво взглянул на Касьяна. Тот к тому времени взял себя в руки… Так вот какова эта миленькая Зиночка! Хищница! И это видно на портрете. Этот Марьянов художник — незауряд, только установка у него паршивая: красавицы, банкиры, политики, но в Зине он усмотрел нутро, хотя в жизни ее не понял, потому что глуп-с.

— Прекрасная девушка, — подтвердил Касьян, — она у вас еще будет?

— И не раз! — воскликнул Марьянов. — Я тоже хочу сделать триптих, понимаете меня?

…Ну да, чтобы переплюнуть бездарного Кирика Успенского, подумал Касьян, решив, что Зиночка не сделает ему такой славы, как Сонечка — Кирику. Слишком красива, безлика, прилизана, чем и отличаются топ-модели. Если честно, портрет не понравился Касьяну, стало вдруг обидно за уродку-Сонечку, которая наверняка интереснее и умнее этой напыщенной красавицы…

Что с этой Сонечкой происходило и происходит?..

Поганец Олег не сказал ничего о фингале… Либо он, либо покойный Генка… Вот когда узнаешь истину о старых друзьях, после их смерти… Ненужное теперь знание.

Но у Касьяна еще оставался вопрос к этому придурошному Иоанну, и пора уходить. Ему вдруг захотелось увидеть Зину: не потому, что его потрясло ее изображение на портрете, а так, для разного рода познаний…

Потихоньку пятясь, как бы рассматривая портрет с расстояния, он отошел от мольберта и стал разглядывать остальные работы.

Марьянов — отличный рисовальщик, так, кажется, говорят художники о профи в искусстве, иными словами ремесленник, отлично усвоивший свое дело. У него все точно, как в аптеке.

Касьян наполнил свою рюмку, потом закусил персиком и спросил:

— А что там такое со стариком Макарычем произошло? Я его немного знал. Я приятельствовал с Геннадием… — У него не выговорилось — дружил… Да и дружил ли?

Желание всегда быть на виду и на слуху у людей понудило Иоанна снова разразиться спичем.

— Понимаете, Касьян Гордианович, я ведь редко общался с нашим Макарычем. Знал, что он умеет доставать натуры, кажется, принимает пьющих художников — он там у себя что-то варил… Я не знаю, ни разу не пробовал, а был у него, пожалуй, один раз… Но меня расстроила его кончина. Как-то сразу, неожиданно. Ведь он не пил, а в заключении, мне говорили, сказано, что умер он по пьянке, от горящей сигареты… Но вы лучше меня знаете, как теперь расследуют, простите… — вдруг осекся Иоанн.

Но Касьян не обратил на это внимания, его предположения подтверждались: Макарыч убит, да и Генкина смерть вызывает сомнение.

— У вас нет предположений насчет того, кто бы мог это совершить? — спросил он Иоанна.

Тот задумался, вернее, играл в задумчивость, а на самом деле был возмущен: чего прилип к нему этот сыщик, что о себе думает? Может, решил, что это Иоанн содеял?..

— Я ни на кого не могу думать — все люди порядочные, во всяком случае, уж не убийцы! Наверное, кто-то позарился на его денежки, хотя… мне говорили, уж и позабыл кто, что деньги целы… Что-то порядка двух тысяч долларов… Кому они нужны? Разве бомжу какому-нибудь.

Касьян видел, что Марьянов устал: сквозь макияж проступили синие тени подглазий, опустились мешочки щечек, растрепались уложенные волосы. Стало видно, что Иоанн, то бишь Иван Михайлович, очень немолод — возможно, за шестьдесят…

Сыщик встал.

— Спасибо вам большое за внимание, за подробный рассказ, за вкусный напиток, — Иван расплылся в улыбке, — за ваше искусство… И последнее: вы могли бы представить убийцей эту уродочку Сонечку?

— Я не думал… Но вот когда вы спросили… — да! Этот ее взгляд… И, знаете, забыл вам сказать! — заторопился вдруг Марьянов. — После нее исчез мой любимый перстень с сапфиром, моим камнем. Я его иногда снимал, он был мне немного маловат, и клал вот в это блюдечко, — он указал на расписное синее блюдечко с высокими бортиками, — и после, примерно через полчаса, я посмотрел туда — его не было.

Я никуда больше не кладу его, но тут обыскал все. Нет! Это сто процентов она! Так что ваша мысль не лишена интереса… Вы оставите мне свою визитку? — попросил он Касьяна. — А вдруг она появится? Мало ли…

— Конечно, — ответил Касьян, понимая, что Сонечка здесь никогда не появится.

Узнать бы, почему она сбежала из дома? Перстень Иванов взяла она, если только старикан сам его куда-нибудь не засунул.

Касьян от Марьянова отправился в Дом одиноких сердец. Ему хотелось повидать Зину. Триптих Иоанн хочет! Да никогда ему не сделать ничего подобного тому, что «покрасил» Кирик, несмотря на всех своих раскрасавиц! Касьян вдруг почувствовал в себе некий намек на симпатию к Сонечке, ему стало казаться, что не такая уж она и уродина, что это преувеличения художественных натур.

Интересно, знает Зина Кирика? Она же знакома с художниками… Но ни у Кирика, ни у Генки с Олегом он не видел ее портретов. Марьянов — престижный среди сильных мира сего, а Зина девушка, явно жаждущая славы.

В ресторанчике Дома к этому времени уже собрались завсегдатаи. Среди них Касьян увидел того странного порезанного парня. Он опять сидел один, напряженно поглядывая в сторону лестницы в номера… Кого-то ждет.

В кого-то влюбился. И вдруг Касьян понял, что парень увлекся Зиной! А кем же еще? Сонечка, ее подруга (опять это имя!), улетела в Амстердам, пишет восторженные письма…

А вот и сама Зина. Хороша до умопомрачения. Одета по последней моде: длинный темно-синий редингот на блестящих пуговицах, а под ним белая блуза с жестким воротом и приподнятыми углами, как на старинных портретах.

Цвета старой бронзы блестящие шальвары. Каблуки… — как удерживается? Рыжие волосы сверкают шапкой — она подстриглась, и оказалось, что волосы у нее буйно вьются…

Понятно, какое Марьянов хочет сделать ей «одно предложение» — руки и сердца, конечно! Чего там финтит старина Иоанн!

Касьян глянул на парня — тот не мог оторвать взгляда от Зины. Заметив это, девушка сморщила нос — вроде бы приятно такое поклонение, но вместе с тем она недовольна столь откровенным вниманием.

Увидев Касьяна, Зина пробежала через зал прямо к нему. Он даже возгордился: не каждый день бегут к нему такие девушки!

— Господи! Ну как же вы давно здесь не были! — проговорила Зина, чуть отдышавшись. — А Соня уверяла, что вы в меня влюблены! Оказалось, обычная Сонина болтовня, — она опять скорчила гримаску.

Касьян скроил серьезную мину:

— Конечно, я в вас влюблен, Зиночка! Вы — прекраснейшая из девушек, каких я когда-либо видел.

Она хихикнула.

— Все бандитов ловите?

— Нет, женщин, — вдруг ответил Касьян серьезно.

— Женщин? — удивилась она. — Что же они сотворили?

— Правильнее, одну женщину, даже девочку по возрасту… Она исчезла.

Заметно было, что Зина расстроилась — это как-то примиряло с ней, с ее позированием знаменитому рисовальщику. Значит, еще не все в ней потеряно, подумал Касьян, почувствовав, что рад этому. Но потом спросил себя: а почему это ты решил, что она — «потеряна»? Тоже мне, великий моралист!