Юлия Комольцева - Я балдею от его ямочек

– А в чем, кстати, твой интерес? Ты говорил, что для себя стараешься?

– Я тебе больше ничего не скажу, – капризным тоном заявил он, старательно демонстрируя обиду.

Переиграл. Обида была настоящая. Лина поняла, что уязвила его больше, чем ожидала.

– Гош, ну ведь правда ерунда… Я не понимаю, зачем!

– Потому что обрыдло все! Достало!

– Хочешь отца зацепить! А ты понимаешь, что Мика подставишь? Ну нарушишь ты правила, докажешь всем, какой независимый и благородный, а он останется в дураках! Дальше финала все равно не пустят, родоки твои придут игры смотреть…

– Пусть! На это и расчет! Он громче всех возмущался, зачем взяли этого хохла! Вот пусть посмотрит, зачем!

Лина устало спросила, откуда ему знать, кто и какими словами возмущался. Егор так же вяло отозвался:

– Уж я представляю.

Они поглядели друг на друга и обменялись улыбками – вскользь. Лина встрепенулась, опомнилась, будто только сейчас осознала, с кем она разговаривает.

Это же Егор!

Они вместе, рядом, так какая разница, что происходит вокруг?!

Как только они отгораживались от всего мира, все шло прекрасно. Но стоило вернуться на землю, и – бац! – нахлобучивало проблемами, как сугробом. Не пошевелиться и жутко холодно.

Она еще помнила снегопады в Воронеже.

– О чем ты думаешь? – Спросил Егор, взяв ее за руки.

– О зиме. О снеге. О маме…

Она ждала, что он попросит: расскажи… Но Егор сказал:

– А я все про турнир думаю. И про Мика.

Она заставила себя улыбнуться:

– Вот ему, наверное, икается!

Тревога преследовала ее. Временами даже в паранойю превращалась. Лина плохо спала, представляя, что вот-вот Егор ее бросит. Почему? Причин хватало. Одно только отражение в зеркале выбивало почву из-под ног. Что он в ней нашел? Тощая, блеклая, ни лоска, ни шарма.

Тьфу!

И поговорить с ней не о чем!

Только теннис их объединял, только о нем и болтали.

Бросит. Точно, бросит!

Кроме того, она страшно волновалась за Мика. По яростному блеску его глаз было ясно, – что-то не так. То ли обиду он затаил на нее с Гошкой из-за их чрезмерной опеки, то ли сил после его таинственной работы не оставалось – их спариннги прекратились. Он вернулся к своей ненаглядной стенке. Молотил как робот.

Турнир опять же… Прежнего азарта не ощущалось, но беспокойство нарастало.

Ежедневный восторг от встреч с Егором повергал в эйфорию, но ненадолго. То и дело возвращался страх, – будто кто-то внутри поскуливал, тоненько, с подвыванием. Ракетка казалась тяжелой. Палыч смотрел недовольно. Карина – так вообще испепеляла.

И Мик стрелял, стрелял своими черными глазищами. Словно знал про нее что-то такое, что никто не знал. Даже она сама!

Лине постоянно вспоминалась фраза, услышанная в каком-то фильме: «Невозможно чувствовать столько всего сразу!».

И правда – невозможно! Еще чуть-чуть и она взорвется от напряжения. Или на тренера наорет, или на деда, или Мика треснет, или Карину. А тут еще услышала мимоходом, как Федя поучает Егора:

– По-братски говорю, завязывай! Вылетишь в трубу.

Лина переглотнула и быстренько смылась. Непонятно, о ней шла речь или о выступлениях Егора против родителей. Федор вроде не такой уж ему и близкий друг. Хотя… О друзьях она мало что знала, – они с Егором не ходили ни на какие тусовки, ни с кем, кроме друг друга, не общались.

Что она вообще знает о нем?

Как светится его улыбка, когда он на нее смотрит…

Как играют ямочки на щеках…

Как твердеют скулы, если он злится…

Сколько мозолей на пальцах от ракетки.

Как серьезно он воспринимает жизнь, хотя выглядит легкомысленным. Готов биться до последнего – в любом споре, в любом деле. Борьба у него в крови. Потому он и на корте выигрывает чаще, чем ожидают тренер и родители. Он не самоуверен, а только делает вид, что ему все ни по чем.

В этом они с Миком очень похожи. Тот также прикрывается бравадой будто щитом. Но его щит потяжелей, повнушительней. Лина много раз думала о том, что случилось бы, окажись Егор на месте Мика. Обнаружив перед другим свою слабость, пришел бы он на следующий день, как ни в чем не бывало?! Или, испугавшись петард, назавтра высмеивал бы сам себя? Замкнулся бы?

А Мик? Стал бы он портить отношения с родителями? Доказывать свое право на свободу?

Лина не знала, зачем ей эти мысли. Они приходили, бродили, и ничего не давали, кроме беспокойства. Опять и опять тревоги! Хоть бы не разом, хоть бы по очереди сыпались, так нет – сиди снова, как сугробом нахлобученная!

На утренней тренировке в выходной она столкнулась в дверях с Миком. В последнее время им совсем не удавалось поговорить.

– Привет, – бросил он и сел переобуваться.

Лина оценила его новые кроссовки.

И летний костюм – тоже с иголочки. От Нахаленка в нем ничего не осталось. Статный парень, плечи вон откуда-то взялись. Накачал за полгода!

В ушах наушники, вместо чехла – большой теннисный рюкзак. И ракетка вроде другая.

Совсем красавчик. Еще и упакованный.

Только синяк – угрожающе почерневший – малость портил картину.

Прежнее беспокойство зудело в Лине все громче. Где он так много мог заработать? Украл? Стал наркотиками торговать?

– Мик, – окликнула Лина.

Он не слышал, качал головой в такт музыки.

Она подошла и выдернула наушник.

– У тебя новая ракетка?

– Си!

– И обувь? И рюкзак? И одежда?

– Си, си, си.

– Откуда дровишки?

Она старательно держала дружескую, чуть насмешливую ноту. На последнем вопросе бровь у Мика поползла вверх.

– Ваше любопытство, сеньорита, в данной ситуации выглядит неуместно.

– В какой такой ситуации?

– Егора нет, я так полагаю? Вы скучаете?

– А вы ревнуете?

Он спровоцировал ее, это факт! Она вовремя не съехала с ироничного тона и попала в капкан. Мик был готов к следующему удару:

– А вы кокетничаете?

И тут она засмущалась. Конечно! Потрясла головой, словно сбрасывая наваждение. Это же Мик! Нахаленок!

Лина села с ним рядом, огладила юбку.

– Ну, правда. Откуда это все? У тебя… все… наладилось?

Скажи «да!», попросила она мысленно. Кого? Судьбу? Мика?

– Си. Эсто май буэн!

– Что это значит?

– У меня все хорошо.

Она зацепила провод от наушников, спросила:

– Учишь испанский?

– Вроде того.

Лина воткнула «таблетку» в ухо, устремила на Мика недоуменный взгляд. В наушнике грохотала старая, очень быстрая песня. Скороговорка даже. «Айм степмен!»

Мик краем губ улыбнулся в ответ на ее вопросительный взгляд:

– Это я пример беру. Силу воли тренирую. А уж потом испанский.

Она продолжала смотреть в упор, ожидая дальнейших объяснений. Черные глаза весело сверкнули, и ямочка обозначилась резче.

– Ты что-нибудь слышала про этого певца?