Елена Колядина - Цветочный крест • Потешная ракета

Двое артистов опустили инструменты, двое же продолжили выводить песенки.

– Приказано! – не останавливаясь, ответствовали оне. – Вам, отче, не сумеречно писать?

– Темновато.

Тут же был вызван слуга, который запалил… что же? Феодосья пребывала в удивлении. Под потолком висели вроде шандалы для свеч. Если бы только на шандалы навешивали ряды сверкающих брильянтов разных форм и размеров! Промеж брильянтов были укреплены голубые, зеленые и рубиновые стаканчики, в которых и зажглись фитили. Они горели от масла. Но Феодосия об сем не знала. Поэтому сверкающее сооружение потрясло ее эстетическое чувство.

– Боже, лепота какая! Колико же может стоить лампа, унизанная брильянтами?

– Сие не брильянты, – пояснил музыкант. – Сие итальянские кристлы. Хрусталь, по-русски.

Феодосья не нашлась, что ответить. И скромно попросила сыграть самую тихую песенку репертуара.

– «Пиано дель соль»? – предложил старший.

Все кивнули.

Зазвучала нежнейшая мелодия.

Феодосья усилием воли сосредоточилась на расчетах и через четверть часа таки вывела диаметр ведущего колеса и число зубцов в передачах.

Едва она облегченно выдохнула от состоявшейся умственной натуги и удовлетворенно улыбнулась от решенной задачи, прилетел Соколов и в нетерпении заглянул в бумагу.

– Готово, – скромно сообщила Феодосья. – Это ежели вам захочется сделать механическую повозку. Но есть теоретическая возможность двигать ее баллистически, как ракету.

– Это как? – с интересом спросил Соколов.

Он был очень увлекающейся натурой.

– Не могу пока сделать точные расчеты, – виновато призналась Феодосья. – Нужно провести ряд экспериментальных опытов с порохом и ступой. Примерно то же, что в огнеметном пищале, аз полагаю. Но пока нет средств закупить пороха и других химических ингредиентов.

– О чем вопрос?! Сколько надо денег?

– Аз могу прицениться и сообщить.

– И не мешкая! А теперь идем на скромный ланч.

Феодосья не знала, что сие значит, но отказываться не стала. Она понадеялась, что ланч – это какое-нибудь представление.

Соколов помчался прочь из гостиной, Феодосья за ним, музыканты продолжали играть, словно слушатели и не покидали залы.

– А… оне? – кивнула Феодосья в сторону затихающего квартета через пару комнат.

– А! Пусть рыбам играют!

Вошли в столовую.

Феодосья сперва не поняла, почему так резануло глаза пучками света? Она подняла голову. Потолок в палате был из зеркал. Под ним висели итальянские многоярусные цветные лампы. А две колонны перед окном облицованы хрустальными изразцами. Но это была только присказка. Сказка ждала впереди.

Вдоль окон стоял длинный стол под серебристой скатертью. На столе на серебряных и перламутровых блюдах лежали морские монстры! Феодосья узнала устриц, краба и морского рака. Только оба чудища были невероятных размеров и красного цвета.

– Лобстер и омар, – махнул дланью Соколов. – Каков зверь, а?!

На фарфоровой тарели лежали лимоны и мелкие черные сливы.

– Терновник? – скромно предположила Феодосья.

– Маслины, – ответил хозяин.

Феодосья в смущении села за стол.

– Что изволите на закуску? – спросил слуга. – Паштет с вином? Заливное из кальмаров?

Феодосью бросило в жар. И вдруг так ей стало стыдно своего робения, что она громко вскрикнула:

– Не хочу чувствовать себя стоеросовым остлопой. Ежели можно, объясните, с чем едят это чудо-юдо?

– Подай готовое, – распорядился боярин, глядя на Феодосью озорными серыми глазами.

Слуга бросил серебряную лжицу на длинном черенке, стремительно подхватил большие щипцы, растрескал омара, ловко крючком вытащил из скорлупы белое мясо, полил на него лимоном и с поклоном поставил перед Феодосьей.

Она наткнула кусок на вилку и положила в рот. Оказалось вкусно.

– Очень приятный вкус. И необычный.

– Ну слава Богу, хоть кто-то в Москве оценил тонкость венецианской кухни. У нас ведь ежели бараньего желудка, набитого кашей с салом, гостям не подать, так все голодными встанут.

Феодосья бросила церемонии и попробовала все подряд, заодно рассказывая содержание книги об морских монстрах.

– Интересные вкусы, – поблагодарила она хозяина. – Вы зело прогрессивны. Можно ли теперь мне увидать ваших чад?

– Ах, да! Приведите отрока. Впрочем, пусть и отроковицы придут.

– Золотник угольной пороши, три золотника калийной селитры, ползолотника камеди… – бормотала Феодосья под нос, отвешивая и отмеряя то серу, то бертолетову соль.

Она убедила дьяка Макария и боярина Соколова, что решающим доводом в научной дискуссии (олей, какие термины!) должон являться экспериментус. И теперь с благословления Макария и материальной помощи Соколова творила зело бойкий порох. Такой, чтоб, взорвавшись в устьи металлической ступы, унес холодным огненным вихрем Феодосью на небеса к сыночку Агеюшке. Хотя, надо признать, сей час Феодосья и сама не знала: занимается ли наукой ради желанного полета на сферы небесные или ради творческого наслаждения от возможности смешивания, черчения, озарения вычислений и восторга открытий? Двойственность цели и процесса работы – для дела или удовольствия? – смущали Феодосью чувством вины. Все чаще она со стыдом ловила себя на мысли, что не хочет улетать на небо, ибо тогда окончатся часы мыслительных наслаждений в лаборатории, чертежне и библиотеке, ставших для нее раем на земле.

– Почему невозможна гармония вокруг, коли есть она уже во мне? – со вздохом задавала Феодосья достойный философа вопрос мышке, случавшейся по ночам в чертежной келье.

За полгода научных трудов в Феодосье чрезвычайно развилась способность, которую книжный отец Логгин назвал бы абстрактным мышлением.

Она пыталась рассказывать о процессах в подсолнечном мире, которые ни увидеть зенками, ни ухватить перстами, ни намалевать италийским карандашом, Олексею, но тот лишь нарочито испуганно восклицал: «Чур меня!» – и заклепывал уста Феодосьи ладонью. Олексей слыхал от знающего самовидца, что ежели девица или жена возьмется за изучение арифметики, то велика опасность, что умовредится и помрет в горячке. И Феодосья бросила попытки обсуждать научные версии с Олексеем.

– Между тем, Андрей Митрофанович Соколов с увлечением обсуждает купно со мною алхимию и корпускулярные процессы, – с легкой обидой посетовала напоследок Феодосья. – Мы с ним последний раз вакуум дискутировали.

– Соколо-о-в! Какие же вы, бабы, все жадные до богатства. Конечно, коли аз беден, так дурак, и поглаголить со мной не об чем! – с великой досадой бросил Олексей, осерчав на загадочный вакуум. И, зляся, подъелдыкнул: – Погоди, как стану царским сокольничим, сразу поумнею!